— Не я. Мама. Это она… предлагает тебе пожить недели две вместе с ней в коттедже Рэйчел, в Дроэде! — выпалила Роберта.
Ричард Бринсли недоверчиво прищурил свои голубые глаза.
— Глэдис сама предлагает? Ты уверена, что дело того стоит?
— Ну конечно же. — И Роберта ласково улыбнулась. — Почему же нет?
— Много прошло времени с тех пор, как мы с твоей матерью последний раз ночевали под одной крышей, — сухо заметил Ричард. — А теперь она ни с того ни с сего предлагает провести с нею две недели вдвоем?
Роберта подняла глаза и увидела в дверях медсестру. Та явно собиралась выпроводить засидевшуюся посетительницу. Молодая женщина поднялась.
— Мама звонит каждый вечер узнать о твоем здоровье. Так что мне сказать ей сегодня? Да или нет?
Ричард вопросительно посмотрел на дочь.
— А что мне следует ответить — с твоей точки зрения?
— То, что посчитаешь нужным, — быстро откликнулась Роберта. — Подумай пока над этим. И завтра скажешь мне о твоем решении…
Глэдис Бринсли позабавило изумление мужа.
— Ладно, я сама ему позвоню и скажу, что хотела как лучше. А если его пугает перспектива провести две недели в моем обществе, он может взять с собой кого-то другого, если захочет. У него есть кто-нибудь? — спросила она.
— Нет, мама. По крайней мере, мне ни о чем таком неизвестно. Спроси у него завтра сама, когда позвонишь.
На следующий день ближе к вечеру, очищая кусочек за кусочком с ужасающей медлительностью, Роберта сняла краску со второго лица. Как и первое, его покрывал потемневший растрескавшийся лак, но черты лица можно было различить и заметить неоспоримое сходство между двумя девушками.
— Сестры? — восхищенно спросил Лэм.
— Может быть, — отозвалась Роберта, вращая головой, чтобы размять ноющие мышцы. — Завтра дочищу, и станет видно лучше. Возможно, завтра же я доберусь и до подписи. — Она взглянула на часы, надеясь, что Клемент появится еще до конца рабочего дня.
Боб и Лэм вернулись к своим гравюрам. А Роберта сняла линзы-очки и посмотрела на картину. Даже сквозь потемневший от времени лак лица девушек светились как две свечи. Над этим полотном работал не подмастерье и не средней руки художник. Стало быть, красавицы происходили из богатой семьи. Интересно, кто они? — подумала Роберта и вздрогнула от чьего-то прикосновения к своему плечу.
— Извините, что напугал вас, — сказал Клемент Кларенс.
Роберта поспешно повернулась к нему.
— Я что-то задумалась.
— Да, мы были правы, — выдохнул Клемент, глядя на полотно с таким видом, будто нашел бесценное сокровище. — Действительно еще одна фигура.
— Не «мы», а «вы», — поправила его Роберта. — Похоже, они сестры, а?
— Несомненно. И я даже знаю, кто они такие. — Клемент повернулся к Роберте, его глаза горели триумфом. — Не желаете ли съездить в воскресенье в Типперэри на предмет дополнительных изысканий?
Роберта поразмыслила над этим предложением, которое почему-то пришлось ей по душе.
— То есть вы не хотите, чтобы я работала в выходные? — чуть насмешливо спросила она.
— Конечно нет, — в тон ей ответил Клемент. — Я не рабовладелец.
Роберта засмеялась и помахала рукой Лэму и Бобу, маячившим в дверях.
— Спасибо вам большое! Идите, я сама закрою.
Когда рев «хонды» затих вдалеке, Клемент, одетый в старые джинсы и в футболку, помог Роберте вымести из мастерской использованные ватные тампоны, отнести в кладовую полотно и закрыть все замки. И потом принял предложение попить чаю.
— Страшно хочу пить, — признался он, пока они шли к дому. — Я только что вернулся из Дублина.
После счастливого примирения с Дженис?
— Был вчера на аукционе, ночевал у Гвен, а на обратном пути зашел на вернисаж.
— Что, в таком виде? — удивилась Роберта и задумалась: интересно, кто это еще за Гвен такая?
— На большие распродажи или вернисажи я всегда хожу в таком виде. Это мой камуфляж. Еще очки и старая шляпа — и никто меня не узнает. Довольно трудно торговаться, когда ты одет с иголочки, мисс Бринсли.
— Можно поздравить вас с успехом? — спросила Роберта, пропуская Клемента в кухню, на редкость чистую благодаря утреннему визиту миссис Маргарет О'Коннор, которая убиралась на Финьюкейн-фарм еще во времена тети Фионы.
— Увы, у меня увели из-под носа одну стоящую вещь на аукционе, — посетовал Клемент. — Но я приобрел очаровательный натюрморт в духе «малых голландцев»; ему реставрация не требуется, вам на радость. Еще я ухватил красивую фарфоровую лохань, расписанную водорослями. Раньше в таких хозяйки держали живую рыбу.
Клемент присел на край кухонного стола, качая ногой. Он не скрывал своей радости, вызванной удачными приобретениями, и Роберта подумала, что понимает отца, привязавшегося к этому человеку.
— Надеюсь только, — продолжал Клемент, состроив обеспокоенную физиономию, — что отец одобрит мои траты.
— Если не одобрит, — возразила Роберта, ставя чайник, — деньги, которые вы получите за наших красавиц, смягчат его сердце. — Она сняла кепку и тряхнула головой, отчего волосы рассыпались по плечам. — И не понадобится платить процент тому, кто поведет аукцион.
Клемент широко улыбнулся в ответ.
— Ага. Жалко, что каталог уже напечатали, когда я нашел картину.
Роберта протянула ему чашку.
— Неужели вы не можете пустить слух?
— Этим я и займусь, когда будет ясно, чье это полотно. Возможно, мои слова опять прозвучат бахвальством, но на наши аукционы собирается избранное общество, особенно когда выставляются картины.
— Я тоже могу поговорить кое с кем, — предложила Роберта.
Клемент приподнял бровь.
— С кем именно, если не секрет?
— С моим другом, Кевином Макдермотом. Я уже упоминала о нем?
— Упоминали.
— У него своя галерея, и к тому же он неплохой реставратор. Мы раньше работали в одной мастерской — так и познакомились. Кевин знает много народу в нашем бизнесе. Я могла бы намекнуть ему, что ожидается нечто особенное… Если вы не против, естественно, — добавила Роберта.
— Это и есть ваш любитель городских тротуаров? — поинтересовался Клемент.
— Он самый.
— И вы не прочь побеседовать с ним о моей находке? — Глаза Клемента блеснули вызовом. — Означает ли это, что вы настроены уже не столь враждебно по отношению ко мне, а, мисс Бринсли?
Роберта пожала плечами.
— Мне просто интересно посмотреть на реакцию Кевина, когда он увидит вашу находку во всем ее блеске.
Клемент поставил чашку на стол.
