На этом месте размышления его были прерваны квартирмейстером Бонтаном, который воскликнул при особенно удачном карамболе:
— 200! Я выиграл. До завтра, решающая партия!
— Идем спать! — сказал адмирал.
Сэнт-Клер не покидал глазами старика. Он видел, как тот покачал головой, как бы одобряя последний удар Бонтана или слова адмирала. Затем старик медленно вышел из зала, опираясь на палку, как будто ему было трудно двигаться…
В это время Бастьен говорил г. Сизэра:
— Я пойду докончу сигару на мостике. Спокойной ночи, адмирал!
— Спокойной ночи!
— Пойдемте, Дамприх! — произнес Бастьен, проходя мимо мичмана.
— Нет, у меня есть работа для адмирала.
— А г-н Сент-Клер? — продолжал Бастьен. — Где он?
— Здесь, здесь, дорогой Бастьен, я не докурил еще сигары, — я с вами!.. До свидания, адмирал, Дамприх… До завтра, Жоливе…
— Берегитесь, друг мой, — прошептал Димприх ему на ухо, — у меня печальное предчувствие… Берегитесь!..
— Будьте спокойны, — живо отвечал Сэнт-Клер, в то время как Бастьен проходил вперед. — А главное, не идите за мной, оставайтесь у себя. Здесь сталкиваешься на каждом шагу, вы можете возбудить подозрение, а этого не надо.
Они обменялись последним взглядом, и Сэнт-Клер вышел из залы вместе с Бастьеном.
Они стали прогуливаться взад и вперед по палубе, обмениваясь банальными замечаниями и казалось были всецело заняты куреньем сигар и наслаждались теплотой ночи.
Жиронда должно быть находилась на малой высоте, так как слышен был ясно шум волн бурного моря.
Напрасно Никталоп, наблюдавший за Бастьеном краем глаза, старался подметить на его лице нетерпение или досаду.
— У них может быть не назначено свидание сегодня ночью, — подумал он, — или же оно назначено гораздо позже.
Сэнт-Клер первый бросил остаток сигары, который был у него в зубах, и, протягивая два пальца, сказал:
— До завтра, Бастьен. Пойду спать.
— Я не замедлю последовать за вами, потому что и моя сигара кончается. Доброй ночи!
Сэнт-Клер направился к лестнице, которая вела к его каюте. Но как только он вышел из поля зрения Бастьена, он прошел прямо в каюту, которую занимали вместе Бонтан и Тори. Оба они курили трубки и играли в карты на койке. Сидя перед ними, Максимилиан Жоливе считал очки.
— Скорей, — сказал Сэнт-Клер, закрыв тщательно дверь, — скорей, Тори, мой костюм старика!
И в то время как Тори открывал перед изумленными Бонтаном и Жоливе сундук и разные пакеты, Сэнт-Клер продолжал:
— Ты заметил старика с большой белой бородой, который смотрел на вас, пока вы играли на бильярде?.. Я должен быть на него похож… Скорей!
В продолжение пяти минут Сэнт-Клер преобразился в человека, согнутого от старости, с усами, бородой и волосами, блестевшими белизной; у него были очки и толстая дорожная фуражка.
— Моя шуба! Она не совсем похожа на ту, но ночью…
И он надел широкую шубу, которую ему подавал Тори.
— Теперь палку! Так, отлично! Дай-ка мне также и кинжал.
— Но, сударь, есть, значит, опасность, — рискнул заметить Тори.
— Может быть.
— Тогда я последую за вами, сударь.
— Нет, ты останешься здесь, и вы будете продолжать прерванную партию.
— Но, сударь…
— Довольно, Тори!
— Как угодно, сударь.
— Что касается вас, дорогой Бонтан, ничего не говорите.
— Даже адмиралу?
— Я скажу ему все сам, если будет нужно. Но в данную минуту в его интересах ничего не знать.
— Слушаю, сударь, я ничего не видел.
— Прекрасно.
И Сэнт-Клер вышел из каюты. Правой рукой он опирался на палку; левой сжимал в кармане рукоятку короткого и крепкого кинжала. Быстро взошел он на палубу, но придя туда, он стал медленно подвигаться, сгорбившись, делая вид, что колеблется в выборе направления. А между тем он шел наверняка, потому что его глаза, глаза Никталопа, позволяли ему различать в темноте малейшие детали на палубе.
Он вздрогнул, когда увидел человека, стоявшего неподвижно в темноте. Это был Бастьен, Фальшивый старик пошел прямо к молодому человеку и, схватив его за руку, потянул к барьеру.
— Как случилось, что вы зашли сюда? — сказал Бастьен быстро и несколько взволнованный. — Еще нет двенадцати часов, а мы назначили свидание в два.
— Все открыто! — прошептал Сэнт-Клер, изменив голос.
— Коинос! — воскликнул Бастьен, — возможно ли это?
Но вдруг старик выпрямился, сбросил шубу, сорвал резким движением бороду и волосы и, толкнув шпиона в полосу света от фонаря, показался ему. Бастьен открыл рот и оцепенел… Но прежде чем крик ужаса вырвался у него, Сэнт-Клер произнес:
— Молчите, Бастьен! Молчите, или смерть вам! — И он приложил кончик кинжала к горлу молодого человека.
Бастьен вытаращил глаза; все тело его было охвачено страшной дрожью.
— Вы, вы!.. — бормотал он.
— Я подозревал это. Имя Коиноса, вырвавшееся из ваших уст, убедило меня… Бастьен, если вы дорожите жизнью — покоритесь. Потому что, клянусь вам, я не поколеблюсь всадить вам кинжал в горло и выбросить вас за борт.
Но происшедшее было так необыкновенно, так непредвиденно, что Бастьен был не в состоянии сообразить.
Он снова пробормотал:
— Это вы, Сэнт-Клер?
И глаза его выразили безумный ужас. Он смутно чувствовал себя погибшим, он видел уже, что все открыто, его проекты разрушены навсегда, Коинос арестован… Но Сэнт-Клер зарычал:
— Кто это Коинос?
Он пробормотал:
— Это предводитель XV-ти…
— Будете вы повиноваться?
— Что надо сделать?
— Бороться! — глухо крикнул новый голос. И человек, колосс вырос за Сэнт-Клером, который почувствовал руку, сжавшую его горло, в то время, как другая зажала ему рот.
— Коинос! — прошептал Бастьен.
— Да! Ко мне!
И менее чем в минуту Никталоп был брошен на пол, завернут в собственную шубу; Коинос поднял бесформенную массу, подбежал к решетке и бросил Никталопа за борт.
На мгновение Коинос нагнулся над пропастью, в глубине которой шумело невидимое море, потом он обернулся с самодовольным смехом.
Он увидел, что Бастьен едва держался на ногах; подавленный столь противоположными и сильными потрясениями, молодой человек был близок к обмороку.
Дрожь охватила Коиноса.
— Этот один, кроме XV, все знает, — сказал он. — Он изменил Санглие, он может выдать и нас. Я буду действовать без него… Пусть он исчезнет! Кроме того Оксус его приговорил… Я должен его заколоть, прежде чем уйти… Море лучше кинжала!
