Тропинка, бегущая по верху стены, стала заметно ровнее, когда они приблизились к величественной сторожевой башне заставы Шаньхайгуань под названием Первый проход под небесами. Снегопад накрыл горностаевой мантией парапеты стены и волнистые крыши городских построек. Внизу по пустынным улицам с блуждающими лунными тенями расхаживал ночной сторож. Он размахивал цветным фонариком, громко возвещая о наступлении «часа Крысы». Постукивание деревянной трещоткой было одновременно и самообороной, и данью традиции — тем самым сторож предупреждал воров о своем приближении. По другую сторону Великой стены медленно брел караван косматых двугорбых верблюдов с колокольчиками на шеях, погоняемый пастухом-монголом на пони. Легкий бриз тронул колокола буддистского храма, и они отозвались нежным перезвоном. Вдалеке, покидая город, стена терялась за зубчатыми гребнями гор.
Моррисон никогда еще не чувствовал себя таким открытым для восторга и надежд. Он расстелил свой плащ, и они уселись на него, укутанные магией ночи. Хотя все в нем жаждало прикоснуться к Мэй, он вдруг поймал себя на том, что его опять охватила ненавистная робость, которая наверняка удивила бы всех, кто был знаком с ним и считал образцом самоуверенности. Пытаясь успокоиться, Моррисон глубоко вздохнул, но холодный воздух обжег легкие, и ему пришлось бороться с кашлем.
Мэй взглянула на него с игривым выражением лица.
— Сколько мне еще дожидаться, пока вы меня поцелуете? — требовательно спросила она.
Мягкий рот мисс Перкинс наградил его вкусом шоколада с ментолом и черного кофе, с легкой примесью мяса и лука. Ее поцелуй — слава тебе, Господи! — не был поцелуем девственницы. Удивление быстро сменилось благодарностью, а благодарность — чувственностью.
После нескольких минут поцелуя Моррисон отстранился, чтобы посмотреть на девушку, и прижал свою голую руку к ее холодной щеке. Она тут же схватила его ладонь и, не отрывая от взгляда Моррисона, поцеловала ее так нежно, что у него закружилась голова. Последовали новые открытия. Многослойная одежда — не говоря уже о низких температурах и ложе из древних камней — не стала препятствием для ласк, которыми руководила она сама; ее руки оказались такими же умелыми, как и поцелуи.
Пора было возвращаться, но в груди Моррисона полыхал пожар, а ноги казались ватными; у него было такое ощущение, будто его кости размягчились в желе. Она же, напротив, была беззаботно весела и напевала себе под нос мелодии из американских шоу, как будто ничего сверхъестественного и не произошло.
— Знаешь эту мелодию: «Старое доброе лето»? Нет? Бланш Ринг поет в «Защитнике». Я видела эту постановку в Нью-Йорке на Геральд-сквер. Она была бесподобна. — Мэй запела низким, теплым и хрипловатым голосом в стиле Этель Барримор. — Ну, теперь твоя очередь. Какие песни ты знаешь? Спой мне что-нибудь.
Он хмыкнул и пробурчал что-то нечленораздельное.
— Ну вот эту ты должен знать. «Дейзи, Дейзи, дай мне ответ…»
— Мэйзи, Мэйзи…
— Мне нравится.
— О, смотри, — крикнул Моррисон, когда они приблизились к поджидавшей их компании, — вот мы и пришли. Здравствуйте.
Трудно было сказать, кто из них — миссис Рэгсдейл, Дюма или двое слуг — испытал большее облегчение. Все окоченели от холода. Когда маленькая группка брела обратно к отелю, только Мэй казалась свежей и бодрой, как будто вечер только начался.
Моррисон, еще не оправившийся от головокружения, едва успел переодеться в пижаму, когда раздался тихий, но настойчивый стук в дверь.
Джордж Эрнест Моррисон повидал на своем веку немало раскрепощенных женщин. Среди них были и знойная Пепита, и роковая Ноэль, и озорная Агнет. В этом списке значились три безымянные шотландские проститутки, которые устроили ему незабываемую ночь с морем виски и содовой, когда он изучал медицину в Эдинбурге. А еще шлюхи, гризетки, плохие девочки и неверные жены в десятках стран мира. При этом он оказался совершенно не готовым к чарам мисс Мэй Рут Перкинс, которая выглядела настоящей леди, была женщиной до мозга костей, но предавалась удовольствиям по-мужски. И ее чары, как он уже успел прочувствовать, вызывали привыкание сильнее опиума.
Глава, в которой с восходом солнца открывается новая эра в жизни Моррисона, вспоминается скандальная история и наш герой получает приглашение прокатиться верхом
Моррисон смотрел на спящую. В комнате было темно, луна уже скрылась в облаках. Он прислушивался к ритму ее дыхания, наблюдал за медленным танцем бедер под атласным одеялом. Голова Мэй была повернута набок, расслабленный подбородок опустился, образовав нежную складку на шее, длинные волосы разметались по подушке. Под тяжелыми веками отдыхали глаза, обрамленные густыми от природы бровями. Даже во сне ее губы, казалось, улыбались какой-то милой проказе. Он почувствовал, что все его долго сдерживаемые желания устремились сейчас к этим соблазнительным формам. Смахнув с нежной щеки завиток, он вдохнул ее запах, в котором смешались нотки духов, пота и секса. Став на мгновение корреспондентом любви, он мысленно описал все это самому себе, а затем прошептал:
— Мэй, скоро рассвет. Тебя не должны здесь застать.
Не открывая глаз, Мэй положила ладонь ему на макушку и подтолкнула его голову вниз, к бедрам, прокладывая путь через груди.
Это была незабываемая ночь. Моррисон остался доволен своей предусмотрительностью. Не зря он прихватил с собой «походный набор». Изготовленный из бараньих кишок «мужской щит» был не слишком надежной защитой от сифилиса. Но зато предохранял от того, что в приличном обществе называлось интересным положением.
За окном небо начинало пестрить проблесками рассвета. Моррисон скользнул под теплое одеяло и уткнулся носом в грудь Мэй, воспользовавшись возможностью вновь насладиться ароматом ее тела.
Величайшим усилием воли заставив себя оторваться от нее, он со вздохом сказал:
— Нас не должны застать вместе. Я не хочу для тебя скандала.
— Не беспокойся, Эрнест, милый, — произнесла она, прижимаясь к нему. — Я и сама мастерица устраивать скандалы. Занимаюсь этим лет с семнадцати. Не смотри на меня так испуганно. Когда у тебя такой вид, ты напоминаешь мне моего отца, а это уж совсем ни к чему.
Он поморщился от такого сравнения.
— И что за скандал ты учинила в семнадцать лет?
Моррисон-журналист требовал информации. Моррисон-мужчина не был уверен в том, что хочет это знать. Он с облегчением воспринял то, что Мэй уже не девственница. Но ему вовсе не хотелось обнаружить, что она шлюха. Пусть это попахивало откровенной наглостью, но он предпочитал думать, будто женщина становится женщиной только в его руках.
— О, все было довольно глупо. Случилось это лет семь или восемь назад. «Дейли экзамайнер» сообщила, что Фред Адамс, который входил в высшее общество Окленда, собирается жениться на разведенной дамочке, некоей мисс Поттер. Ты можешь себе представить, на разведенной! — Она закрыла лицо руками в притворном ужасе. — И газета посмела сообщить, что он познакомился с этой особой на вечеринке, хозяйкой которой была я. Мой отец был в ярости.
