Роури остановилась у дерева и прислонилась к нему.
– Это действительно для вас так важно?
– Для меня было гораздо легче съездить в Европу, чем на Западное побережье Америки. Железная дорога изменит все. – Он улыбнулся и добавил извиняющимся тоном: – Для вас, наверное, все это скучно?
– Нисколько. Я никогда не смотрела на дорогу с такой точки зрения. Мой отец относится к ней совсем иначе.
– Я это заметил. – Он помолчал. – Когда мне предложили участвовать в этом деле, я согласился. – Томас взял ее за руку. – Но я уже много рассказал про себя. Расскажите мне о Роури Коллахен. Что она хочет от жизни?
Роури улыбнулась и снова пошла вперед.
– Ну, особо много я об этом не думала. Мне всегда было хорошо здесь. Я очень люблю наше ранчо и не могу себе представить, что буду жить где-нибудь еще. – Она рассмеялась. – И в Европе я не была, не то что вы, Томас. Всю свою жизнь я прожила здесь, в штате Юта, кроме двух лет, когда мама отправила меня в Миссури, чтобы я окончила там школу. Я с большим нетерпением ждала возвращения в «Округ Си». – Они остановились у дуба. – Моя мама до замужества была учительницей, и она учила нас дома – и меня, и Кина.
– Кина? – с удивлением переспросил Томас. Роури кивнула.
– Мать Кина была нашей кухаркой. Мы выросли вместе в «Округе Си». – И она тихо добавила: – Я, наверное, выросла очень избалованной.
– В самом деле? Я этого не заметил, – произнес он, улыбнувшись.
– Это не моя вина, – быстро проговорила она. – Мне всегда давали то, что я хотела.
Он взглянул на нее, и она почувствовала, как забилось ее сердце.
– А что, к примеру, вы хотели, мэм? В ее глазах появилось удивление.
– Мэм? Так формально? Скажите еще – мисс Коллахен, – упрекнула она его, уходя от ответа на вопрос. – А почему не Роури?
– Роури. – В его устах это имя звучало как музыка. – А сколько вам лет, Роури?
Ее сердце забилось сильнее от теплого взгляда его карих глаз, но она продолжала смело глядеть в них.
– Мне двадцать один.
– И вам до сих пор не приходила мысль выйти замуж?
– Приходила, но вместе с мыслью, что это можно сделать лишь по любви. – Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. – А любви у меня никогда не было.
В свете луны ее глаза поблескивали, как изумруды. Глубоко вздохнув, она спросила:
– А как вы, Томас? Не могу поверить, что вы не были женаты. – И она задержала дыхание, со страхом ожидая ответа.
– Нет, я не был женат, – медленно проговорил он. – Я тоже думаю, что это должно быть только по любви. – Он наклонился ближе.
Она почувствовала, что его мужское обаяние захватывает ее целиком, как ветер былинку. Томас поднял руку, медленно провел пальцем по нежной коже ее щеки и остановил его у губ.
– Вы так удивительно красивы, Роури, – произнес он тихо. Голос его глубоко проник в нее и заставил напрячься каждую клеточку. Она вдруг поняла, что неосознанно тянется к нему.
Томас взял ее лицо в ладони.
– Роури, Роури. – Это прозвучало как стон. – От вас зажигается кровь, Роури Коллахен.
Было видно, каких сил ему стоит отпустить ее. Он отступил на шаг. – Доброй ночи, рыжее искушение.
Глава 4
Палаточный городок переезжал по крайней мере раз в неделю. Время его нахождения на одном месте определялось тем, насколько успешно шла прокладка железной дороги.
В его центре всегда стояли три громадных вагона, один из которых был спальным, а в двух других располагались контора, кухня и столовая.
Эти три вагона как бы формировали узкую черную голову серебристой змеи железной дороги, медленно ползущей через весь континент.
На некотором расстоянии от вагонов, но достаточно близко к ним, чтобы иметь защиту от индейцев и диких животных, были разбиты палатки рабочих, которые предпочли, несмотря на опасность, жизнь за пределами спального вагона с его теснотой и духотой.
На одном конце городка неизменно огораживался большой загон для нескольких дюжин лошадей и мулов – главной тягловой силы при сооружении дороги. В другом конце выстраивалось множество повозок со съестными припасами и необходимыми дорожникам материалами.
Сами обитатели городка считали его центром палатку, в которой разместился салун. Стойка бара в нем представляла собой одну-единственную длинную доску, опирающуюся на бочки, но именно здесь строители могли собраться вечером, пропустить по стаканчику и потолковать.
В конце каждой недели хозяин салуна Джек О'Брайен привозил из города около дюжины разряженных дам, которые оставались здесь с субботнего вечера до утра понедельника. За небольшую мзду прораб разрешал пользоваться койками спального вагона, и дамы получали возможность развлечь строителей после тяжелой недели.
В понедельник утром работа начиналась как, обычно и – тяжелая, монотонная – продолжалась до наступления сумерек субботнего вечера.
Так что с ранним рассветом в понедельник, когда лагерь только начал шевелиться, продирая глаза после бурного уик-энда, в нем работал только один человек – Мичелин Дэннехи.
Мичелина, невысокого ростом и хрупкого телосложения, можно было принять за одного из эльфов или гномов, которые, как говорят легенды, живут среди покрытых изумрудной травой холмов его родной Ирландии.
Из семи сыновей своих родителей он родился именно седьмым и вряд ли мог рассчитывать получить в наследство хотя бы клочок земли. Когда на Ирландию в пятидесятых годах обрушился «картофельный голод», Мичелин решил перестать рыться в песке в поисках чудом сохранившихся картофелин и отправился в Америку, где мог отвести душу, изготовляя картофельные блюда в разных железнодорожных компаниях. Так незаметно пролетело пятнадцать лет, и за эти годы он перепробовал, пожалуй, все способы приготовления картофеля, которые только существуют на планете.
Волосы у Мичелина давно стали белыми, как его поварской колпак. За исключением круглых ярко-синих глаз на его лице почти ничего нельзя было рассмотреть – все скрывали густая борода и пышные усы. Довольно густо разрослись и его брови, сходившиеся на переносице над красным мясистым носом с заметными голубоватыми прожилками.
Когда из-за гор показался краешек солнечного диска, Мичелин дал три коротких свистка, что служило сигналом к завтраку. Поскольку подобной автоматизации сам он не доверял, то, высунувшись из окна и сложив руки рупором, изо всех сил выкрикнул:
– Идите есть!
Рабочие не заставили себя ждать. Получая из рук Мичелина и его помощников тарелки с мясом, бобами и картофелем, они усаживались на длинные скамейки по обеим сторонам столов, на которых уже были расставлены подносы с хлебом и чашки с дымящимся кофе. Меню здесь разнообразилось редко.
