Так что каждый, кто стучал в нашу дверь или переступал порог, запечатлялся в памяти дома. Дом знал, кто сидел на диванах, кто звонил по телефону и кто выпивал стакан воды на кухне. Замечалось все, даже мельчайшая новая подробность регистрировалась автоматически. Когда в дом входил хозяин химчистки, хотя это занимало всего пять минут, как моя мать, так и я сам могли сказать: «Здесь был этот, из химчистки». А когда он исчез на несколько недель, мать заметила:
– Как странно, что не пришел хозяин химчистки!
А несколько дней спустя спросила:
– Ты помнишь хозяина химчистки «Минерва»? Так вот, жена застала его с любовницей и застрелила из пистолета.
Меня очень поразило то, что женщина из химчистки имела пистолет. Я всегда думал, что пистолетами владеют только в кино.
– Как она достала пистолет? – спросил я мать.
Она ответила, слегка растерявшись:
– Ты еще спросишь, как это она осмелилась убить собственного мужа.
– Нет, я говорю, что это необычно, что здесь есть пистолеты. Не видно, чтобы кто-нибудь имел пистолет.
– Ну так вот, у этой он был, и ничего тут не поделаешь.
– Но он у нее был всегда?
– Не знаю, не спрашивала. Думаю, она его купила, чтобы напасть на своего мужа.
– И куда она теперь пойдет?
– Откуда мне знать? Что, может быть, и у нас есть пистолет?
– Поэтому мне кажется таким странным, что женщина хозяина химчистки, которая не была гангстером, имела пистолет.
– Всегда найдется человек, который отличается от других в таких вещах, – ответила мать, – вещах необычных. Получается, что если бы мы узнали, что у жены хозяина химчистки две головы, то мы, следовательно, должны думать, будто и у всех по две головы. Вообще, от людей можно ожидать любых неожиданностей, я бы никогда не подумала, видя его здесь, такого официального, когда он свертывал наши ковры, что у него есть любовница.
Мы знали, что женщину, которую мы так никогда и не увидели, посадили в тюрьму. А не видели мы ее, потому что за вещами всегда приезжал и возвращал их чистыми сам хозяин химчистки. И теперь мою мать мучил вопрос, что станет с химчисткой.
– Как раз сейчас ей так нужны деньги, этой бедняжке, – говорила мать.
Мать никогда не смогла бы стать судьей, потому что не была совершенно беспристрастным человеком, руководствовалась исключительно своими чувствами, а к женщине-убийце всегда относилась благосклонно.
В коллективной памяти небольшого сообщества – моей матери и меня – запечатлелись два исчезновения. Исчез хозяин химчистки, который ушел из нашего дома и из мира сего вместе со своим добротным костюмом, черными вьющимися волосами, жакетками моего отца, перекинутыми через руку, а еще исчезла его жена, что, пожалуй, запомнилось прочнее, потому что нам пришлось прилагать усилие, чтобы представить ее себе. Сильнее всего это проявилось, когда нам пришлось впервые прийти в химчистку «Минерва» самим и увидеть за прилавком совсем другую женщину, которая могла быть матерью любого из этих двух людей. Я сразу же начал искать признаки совершившейся трагедии на ее лице и думаю, моя мать тоже. Но та внимательно изучала папку с накладными и признаков своей боли не выказывала, если вообще испытывала ее. Было ясно, что она кого-то заменяет, и мы это знали – такая мысль гнездилась в глубине нашего сознания. На поверхности было то, что она искала какую-то накладную, а мы ждали, положив отцовский костюм в сумку, пока она займется нами.
В глубину сознания мы не заглядывали, была видна лишь поверхность. И все продолжало существовать на поверхности, а не в глубине. Так что хозяин химчистки был мертв, а его жена сидела в тюрьме, и на жизни это никак не отражалось: пиццерия «Антонио» была полна людей, а химчистка работала, и во всех других местах люди вели себя так, словно ничего не случилось.
* * *
Спустя восемь лет произошло нечто, показавшее мне, что поверхность, назовем ее жизнью, неизменна и не приходит в движение в течение долгого времени. На дворе снова стояла осень, и листва на большей части деревьев поселка стала краснеть и желтеть. Это было лучшее время для пробежек. Я неустанно бегал по этой красивой земле, которой угрожало полное заселение и над которой сейчас раздавалось щебетание птиц. Иногда забегал в блиндажи по пыльной дорожке, вдоль которой рос чертополох с темно-фиолетовыми цветами. Поля по обе стороны дорожки, с которых уже был убран урожай, заросли травой, а зимой бывали влажными. Если я забегал за блиндажи, передо мной открывался вид на небольшое озеро, в темные воды которого можно было войти, лишь проложив путь среди странной растительности вроде папоротников, неприятной и пугающей, которая преграждала подступы к озеру со всех сторон. Экологи говорили, что эта зона имеет собственную экосистему, в том числе и микроклимат, потому что над озером постоянно шел дождь, в то время как земли вокруг страдали от засухи. Здесь были своеобразные фауна и флора с видами, которые еще не поддавались классификации. Озеро становилось настоящим раем для биологов. Недавно его объявили охраняемой зоной благодаря исчезающим видам фауны и флоры. Ни Эду, ни мне не нужно было быть биологами, чтобы знать, что это место – самое необычное в мире, потому что мы приезжали сюда на велосипедах еще детьми и видели, что здесь живут огромные птицы, которые кричат такими голосами, что волосы встают дыбом, и растут растения, которые затягивают человека. Все, что здесь было, по-видимому, относилось к эпохе, предшествовавшей эпохе динозавров. Я не думаю, чтобы кто-нибудь захотел в этом озерке искупаться, за исключением, может быть, какого-нибудь недоумка. Любители преувеличивать говорили, что озеро наполнено не водой, а серной кислотой. Так вот, в тот вечер я отважился на то, чтобы приблизиться к нему. Возможно, именно я и стал бы тем, кто увидел мертвую женщину, плававшую на поверхности темно-зеленой воды. Но я решил вернуться обратно, не добежав до озера, подумав, что будет лучше, если ночь застанет меня уже вблизи поселка. Так оно и было, по мере того как за моей спиной сгущалась темнота, на горизонте начинали зажигаться огни, выстраиваясь в линии и образуя нечто вроде плота, становившегося все более и более светлым. А когда я вбежал на него, он развалился, будто от удара моей ноги.
Когда же я вернулся домой, мать проводила меня до душа. Прошло уже около двух лет с тех пор, как она перестала следить за тем, как я намыливаюсь, потом мыть меня и тщательно вытирать. В этот раз она заговорила со мной от двери. Спросила, до какого места я добежал. Я ответил, что почти до озера. Она сказала, что я чуть не столкнулся с ее тренером по гимнастике. Между собой мы никогда не называли его по имени. Он всегда для нас был либо «тренер», либо «мистер Ноги». Я ответил, что не видел его. А она на это сказала, что он позвонил ей очень испуганный, потому что не знал, что ему делать, а она ему посоветовала подождать, пока я не вернусь. Я вышел из душевой, обернув полотенце вокруг бедер.
– Он кое-что заметил.
– Где? Что именно?
– В озере. Он видел там мертвую женщину. Ее тело было опутано ветками и водорослями.
