Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
– Ё, сама с собой разговариваешь? Ха-ха-ха, сама с собой разговаривает!
Тогда Ася поняла, что произносит эту фразу вслух, что «ослиная соль» на аварском – не что иное, как чабрец, а слышала она о чабреце сегодня утром, от матери.
Мать Аси, двоюродная сестра тети Патимат, была черна от природы. Считалось, что далекий ее предок был забредшим в их горный город арабом, отбившимся от нахлынувшей на юг Дагестана армии. Город давно стал полупустым селом, а араб растворился во многих поколениях потомков, проявляя себя изредка в смуглости женщин дома Арабазул из тухума Хихулал. Отец Аси происходил из совсем другого района и был прямой противоположностью матери – с рыжеватыми волосами и радужками, похожими на залитый светом бассейн с мозаичным и пестрым дном.
Поженились они не сразу именно потому, что происходили из разных районов и обществ. Смуглая бабушка Аси, мать ее матери, ворчала, что их тухум слишком хорош, чтобы связываться с вязальщиками джурабов{Толстые вязаные носки у народов Кавказа, Передней и Средней Азии.} и строгальщиками чунгуров{Щипковый музыкальный инструмент.}, а отец матери и вовсе слышать ничего не хотел.
– Дикий они народ. А у нас в районе люди образованные, сплошь кандидаты наук! – говаривал он, отмахиваясь от матери Аси и сетуя на себя, что отпустил дочь на учебу в город.
Родня Асиного отца тоже нещадно кривилась и взамен смуглянки из чуждых краев предлагала целый список собственных невест, проверенных и хорошо изученных с пеленок. Смирившуюся Асину мать выдали за надежного человека, зубоврачебного техника, а отец Аси, дабы не перечить родителям, женился на пышногрудой девушке-работяге из своего села.
Дело кончилось скандалом. Через семь месяцев после свадьбы зубоврачебный техник явился к тестю с замкнувшейся в гордом молчании женой и пожаловался, что с ним не только отказываются делить ложе, но в отсутствие посторонних даже не разговаривают. Тесть, а точнее Асин дед, был в ярости и, поговаривают, чуть не ударил дочь кулаком по спине, но в конце концов взял себя в руки и собрал семейный консилиум. Асину мать принуждали полюбить мужа и уговорами, и угрозами, и рыданиями. Асина бабушка била себя в грудь и возглашала:
– А все из-за этого джурабщика, из-за этого чунгуриста! Давай, отправляйся к нему в леса охотиться на бешеных кабанов!
Родной район Асиного отца и вправду располагался в лесистой местности, где еще водились дикие кабаны, туры, медведи и барсы. А обжитые и цивилизованные края Асиной матери были голы, как лысина, поскольку жившие там люди веками, днем и ночью, зимой и знойным летом, скармливали деревья своим вечным и священным домашним очагам.
Отец Аси тоже не сжился со своей женой-работягой, хоть и была она дородной, здоровой, да еще и смешливой, как чайка. Подругам она хвасталась:
– Посмотрите, какая у меня большая грудь! На одну мужа положу, а другой, как одеялом, укрою!
И помирала со смеху.
Через год после свадьбы Асин отец получил работу бухгалтера, а потом и квартиру в городе, а жену оставил в селе и почти перестал навещать. Однажды ночью, когда шел страшный ливень, затопивший городские улицы, к нему ворвались братья покинутой жены и, угрожая расправой, потребовали немедленно перевезти ее в город и воздать положенный ей почет. Асин отец пообещал все сделать и сойтись с женой, а сам на следующий же день подал на развод и повесил на двери двойные замки.
С этого дня началась настоящая пытка. Что ни день, к нему приходили родители, сестры, дяди, тети и аксакалы и все винили в бессовестности, подлости и нечестности. Наконец в жене его взыграла гордость, и она сама свернула всю агитацию, вернулась в родительский дом и вычеркнула бывшего мужа из памяти навсегда.
– Он даже детей мне не сделал, какой в нем прок, – говорила она и с пущим неистовством косила траву, доила коров и накрывала столы для еженощных гостей и проезжих.
Вскоре ее вторично засватали за хозяйственного и мускулистого троюродного брата, от которого за десять лет она родила друг за другом пятерых крупных мальчиков и двух здоровущих девочек.
А родители Аси, освободившись от прежних супругов, смогли в конце концов соединиться. Разумеется, не обошлось без дрязг и сплетен. Во время сватовства Асина мать даже не вышла к сватам, а на свадьбу молодых практически никто не пришел.
Зато когда стали рождаться дети, все обиды были забыты, и бабушка Аси по отцовской линии самолично приезжала в Махачкалу, чтобы покачать младенцев на руках и покомандовать невесткой. Ася родилась бледной, маленькой и неловкой, за что ей доставалось и дома, и во дворе. Приезжая в мамино село, она не ходила, как другие девочки, по гостям, а запиралась в кладовой и часами перебирала тазы и старые половники, представляя себя заточенной в башне принцессой.
Бабушка по матери говаривала, что Ася, наверное, уродилась в отцовскую родню, а бабушка по отцу заверяла, что Ася вся в материнских предков, и в конце концов, хорошенько ее отругав за сизый и плоский хинкал и грубо слепленные курзе{Разновидность пельменей.}, отпускали читать накопившиеся на полках книги, большей частью нерусские и обветшавшие. Там были антикварные издания проповедей, назиданий и теологических стихов Мухаммедхаджи из Кикуни, Хаджимухаммеда из Гигатля, Омаргаджи-Зияудина из Миатли, Сиражудина из Обода, Газимухаммеда из Уриба, Исмаила из Шулани, Чупалава из Игали. Были там лирические стихотворения Магомедбека из Гергебиля, Магомеда из Чиркея, Курбана из Инхело, Магомеда из Тлоха, Чанки из Батлаича и ученика его, романтика Махмуда из Кахабросо. Ася пролистывала эти книги, не понимая и половины витиеватых метафор и редких сравнений.
Поля были исчерканы галочками и комментариями, причем местами слова писались слитно, без знаков препинания. За восемнадцать лет аварская письменность успела пережить несколько потрясений: сначала в тысяча девятьсот двадцатом арабский алфавит трансформировался в новый аджам, потом, через десять лет, аджам был заменен на латиницу и все книги с арабской графикой подвергнуты массовому уничтожению. Еще через восемь лет латиницу сменила кириллица, и слова из-за дополнительных палочек, еров и ерей, обозначавших горловые звуки, разрослись до бесконечности. Дагестанцы, не успев привыкнуть к новой грамоте, принимались изучать следующую, в головах какое-то время царила путаница, и кириллические слова по инерции писались слитно, как арабская вязь.
Но Асе не дали долго чахнуть над книжками. Вырвали из заточения и стали выводить в свет. В свете Ася не прижилась. Танцевала она, семеня, как цапля, и бешено колотя руками по воздуху. Одевалась неярко и изящным, усеянным стразами шпилькам предпочитала плоские босоножки. Волосы ее были русы и жидки, как кукурузные рыльца, а руки, по выражению бабушки, тоньше кишок. К тому же, будучи в отцовском селе, Ася умудрилась нелепо оступиться. После обеда она вышла на главную сельскую улицу, где встретила кокетку Чакар с пластмассовым бидоном воды. Чакар весело свистнула и, поставив бидон на землю, зашептала:
– Ё, Ася, поехали, да, с нами! Только платок надень.
– Куда? – спросила Ася, конфузясь под смеющимся и манящим взглядом Чакар.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
