— Ты пропустила матч в пятницу, — сказал он.
Он что, хочет завязать разговор? Я не могла болтать с ним. Я знала, что он больше ничего не чувствует ко мне. Это была одна из причин — и главная, — по которой я пошла с Коулом. Тогда его предательство сломило меня, но теперь Подпитка забрала всю боль. Это уже не имело никакого значения. Но могла ли я снова впустить его в свою жизнь?
Я чувствовала, что он смотрит на меня в ожидании. Ожидание длилось так долго, что уже становилось тягостным для нас обоих.
Он сел за парту, все еще не отрывая от меня глаз.
Он ждал.
Терпеливо.
Спокойно.
К тому моменту я почти забыла, о чем он спросил. О том, что я что-то пропустила.
— Да, — сказала я.
— Ты все же сделала это, — сказал он довольно игриво.
Я ничего не могла с собой поделать. Я снова взглянула на него, на этот раз вопросительно.
— К твоему репертуару добавилось третье слово. «Привет», «спасибо», а теперь еще «да», — он улыбался уголками губ, и я почувствовала, что краснею. Он это заметил. — Хотя бы это в тебе не изменилось.
Я снова уткнулась в свою тетрадь, руки у меня дрожали.
Он наклонился ко мне.
— Теперь, раз уж мы с тобой завязали разговор, может, расскажешь мне, где ты была? — По голосу я понимала, что он улыбается.
Я чувствовала, как на лбу у меня выступают капельки пота.
— Ты меня бросила. Не сказав ни слова, — продолжил он. Голос его звучал робко, как будто он пытался остаться спокойным. Я глубоко вздохнула. Я никак не могла понять, что он чувствует. Ни одна эмоция из тех, что я ощущала в воздухе, не преобладала над остальными. — Тебе что, нечего мне сказать?
Он ждал. Мое сердце, казалось, разобьется о грудную клетку на миллион маленьких частиц, и я поняла, что надо что-то делать.
Я начала было закрывать книгу.
— Не надо, — выпалил он, и я замерла. — Не уходи. Ты не обязана говорить со мной. Это я должен уйти. — Голос его был невероятно печален. Я слышала, что он собирает вещи в сумку.
Скажи что-нибудь. Скажи что-нибудь.
— Э-э-э…
Джек замер, как будто его движения могли прервать мою речь.
Он был причиной моего возвращения. Нельзя было отталкивать его. Вот только заставить себя заговорить с ним было не менее трудно, чем увидеть, как он уходит в открытую дверь.
— Нет, — сказала я и судорожно вздохнула. — Ты не… должен уходить. Пожалуйста.
Он снова достал книгу из сумки и положил на парту. Я тоже достала из сумки свои книги.
— Спасибо, — прошептал Джейк.
За оставшийся час я не сказала ни слова.
В тот день Джек больше не пытался заговорить со мной. Да и на следующий день. И через день.
Но он приходил в кабинет миссис Стоун. И сидел сбоку от меня каждый день после уроков, и в течение часа слышно было только, как наши карандаши скребут по бумаге. И дни летели так быстро. Слишком быстро.
Время от времени я украдкой смотрела на него. Иногда он убирал за ухо прядь волос, свисающую на лоб, но большую часть времени она закрывала его лицо. Иногда у него появлялась щетина, будто он брился не каждый день. Иногда я была уверена, что он чувствует мой взгляд. Уголок его губ дергался, и я понимала, что он сейчас обернется, и быстро переводила взгляд в книгу.
Иногда мне приходилось перечитывать одну и ту же фразу в учебнике снова и снова, и в конце часа я знала только, что Джек имеет обыкновение стучать ластиком по парте, когда он озадачен, и что когда он потягивается, у него поднимается рубашка и видна узкая полоска кожи на спине.
Мне уже почти казалось, что это может продолжаться бесконечно — быть вместе и не задавать вопросов.
Но однажды кто-то окликнул Джека из коридора. Я еле сдержалась, чтобы не поднять глаз, потому что узнала этот голос. Это был тот же голос, который в мой первый день в средней школе сказал мне, что челки уже давно не носят. Лейси Грин.
После этого я год отращивала челку. Я быстро поняла, что для таких, как Лейси Грин, проще всего не замечать тебя. И естественно, Лейси больше не замечала меня до тех пор, пока я не начала встречаться с Джеком.
— Джек, так вот где ты прятался все это время, — сказала она. Я не видела ее лица, но представила себе, как она изо всех сил пытается казаться безразличной. Я ниже опустила голову над книгой.
— Привет, Лейс, — сказал Джек. Он стучал ластиком по парте.
— Чем, интересно, ты так занят, что даже не пришел в «Луч»?
«Утренний луч» был местом, где собирались старшеклассники после уроков. Мы каждый день ходили туда. Я почти физически чувствовала, как она пронзает меня взглядом.
— Миссис Стоун сказала, что я могу здесь работать над своей курсовой. Для подготовки к вступительным.
Тук-тук-тук.
— Я думала, что до сдачи курсовой еще куча времени, — сказала Лейси.
— Так и есть, — ответил Джек.
Несколько секунд оба молчали. Джек не собирался углубляться в эту тему. В воздухе не чувствовалось никаких эмоций. Их просто не было.
— Не забывай, что последний год в школе положено веселиться, Джек, — она помолчала, а потом добавила: — Раньше ты умел веселиться.
Она явно на что-то намекала. Я не знала, как у них все закончилось после футбольного лагеря, и не знала, считала ли она меня виноватой. Мне было за что винить ее. Но все это было так давно.
— Спасибо, что напомнила, Лейс.
Тук-тук-тук-тук.
Я услышала ее удаляющиеся шаги, и стук ластиком по парте прекратился. Что бы между ними ни было в прошлом, сейчас Джека с Лейси не связывало ничего.
— Бекс? — Из коридора послышался другой голос.
Я подняла глаза и увидела Юлес, стоящую в дверях. Она показала на свою шапку, красную, связанную мной.
— Обожаю ее. Спасибо.
Я улыбнулась и помахала ей рукой. Юлес по-прежнему не оставалась обедать со мной, но она почти каждый день приходила на большой перемене к моему убежищу. Пару дней назад я положила шапку в пакет и отдала ей.
Юлес перевела взгляд с меня на Джека.
— Привет, Джек, — сказала она.
— Как жизнь, Юлес? — По его голосу было понятно, что он улыбается, произнося ее имя, и воздух, только что совершенно пустой, наполняется чем-то сладким. Может быть, любовью. Я не понимала, от кого это исходит, от Джека или Юлес. Или от них обоих.
В моем сердце что-то оборвалось, стоило мне подумать, что Джек и Юлес могут быть вместе. Может, я это придумала. Я все еще плохо разбиралась в тех эмоциях, что постоянно чувствовала в воздухе, я не всегда понимала, какие из них принадлежат другим людям, а какие — мне самой.