Молодой доктор вернулся. На сей раз — с другим врачом. Тот был блондином и выглядел немного постарше. Он подошел ко мне без единого слова и посмотрел в мой глаз через инструмент.
Я заметил, что он напрягся.
— Снайдмен здесь? — спросил он, продолжая глядеть в инструмент.
— Я видел его несколько минут назад, — отозвался первый врач.
— Лучше бы ему взглянуть, — сказал второй и медленно разогнулся.
— Полежи еще, сынок, — сказал первый доктор. — Сестра сейчас придет.
Они вышли. Вошла сестра и улыбнулась.
— Вот так будет меньше болеть, — сказала она и закапала что-то мне в левый глаз. — Теперь закрой его и приложи сверху вот эту ватку. Умница.
Она вышла.
Вернулся мистер Галантер.
— Он едет сюда.
— Какой был у него голос?
— Не могу тебе сказать. Он просто сказал, что сейчас приедет.
— Ему вредно волноваться. Он не очень хорошо себя чувствует.
— Все будет в порядке, парень. Это отличная больница. Как твой глаз?
— Теперь лучше. Они туда что-то закапали.
— Вот и хорошо. Я же говорю — это отличная больница. Мне здесь аппендицит вырезали.
В комнату вошли три человека. Двое из них были давешние доктора, а третий — невысокий мужчина средних лет с круглым лицом, темной шевелюрой и седеющими усами. Халата он не носил.
— Это доктор Снайдмен, сынок, — сказал первый врач. — Он тоже хочет взглянуть на твой глаз.
Доктор Снайдмен подошел ко мне и улыбнулся:
— Мне сказали, у тебя приключился непростой матч, молодой человек? Давай-ка взглянем.
Он так тепло улыбался, что я сразу проникся к нему симпатией. Он снял ватку с глаза и направил на него инструмент. Смотрел он долго. Затем медленно распрямился и повернулся к мистеру Галантеру:
— Вы отец мальчика?
— Я позвонил его отцу. Он едет сюда.
— Нам понадобится его подпись.
Потом доктор Снайдмен повернулся к коллегам и добавил:
— Нет, я не думаю. Я думаю, это на самой границе. Мне надо посмотреть получше там, наверху.
Потом снова повернулся ко мне и тепло улыбнулся:
— Глаза не предназначены для того, чтобы ими мячи отбивать, молодой человек.
— Он правда очень сильно ударил…
— Ну конечно, правда. Нам надо поднять тебя наверх и там посмотреть получше.
Три доктора вышли.
— А что там наверху? — спросил я у мистера Галантера.
— Офтальмология, я думаю. Всякие большие инструменты.
— И что они там глядеть собираются?
— Не знаю, парень. Мне никто ничего не говорит.
Два санитара вкатили в комнату каталку. Когда они подняли меня со смотрового стола, в голове у меня запульсировала боль, а в глазах замелькали красные, черные и зеленые вспышки. Я вскрикнул.
— Прости, малыш, — с сочувствием сказал один из них.
Они осторожно переложили меня на каталку и выкатили в коридор. Мистер Галантер последовал за нами.
— Вон лифт, — добавил второй. Оба они были очень молоды и почти не отличались друг от друга в своих белых куртках, белых штанах и белой обуви.
— Я никогда раньше не видел такой свет, — сказал я.
— Какой свет?
— Мигающий. Как это они сделали, что лампы меняют цвет?
Санитары переглянулись.
— Не обращай внимания, малыш, — сказал один из них. — Просто расслабься.
— Я никогда не видел, чтобы лампы так меняли цвет, — повторил я.
— Господи Иисусе, — прошептал мистер Галантер.
Он стоял рядом с каталкой, спиной к лифту. Я попытался повернуть голову, чтобы взглянуть на него, но боль была слишком сильной, и я оставил это. Я никогда раньше не слышал, чтобы он такое говорил, и недоумевал, почему он сейчас так сказал. Я лежал, разглядывая лампочки, и размышлял о том, почему мистер Галантер сейчас так выразился, а потом заметил, что один из санитаров наклонился надо мной с сочувственной улыбкой. Я вспомнил, как Дэнни Сендерс стоял на базе и изучал меня со своей идиотской ухмылочкой на губах. Я прикрыл глаз и стал прислушиваться к шуму лифта. Какой медленный лифт, думал я. Но как же они сделали, что лампочки меняют цвет? Потом свет стал тускнеть, а все вокруг меня закричали. Кто-то начал вытирать мне лоб, а потом свет резко погас.
Я открыл правый глаз.
— Ну, молодой человек, как дела? — спросила медсестра в белом халате.
Я смотрел на нее снизу вверх и никак не понимал, что происходит. Потом я все вспомнил — и не смог вымолвить ни слова. Я просто смотрел на медсестру, которая стояла у моей кровати и улыбалась мне сверху вниз. Она была коренастая, с круглым мясистым лицом и стрижеными темными волосами.
— Ну-ка, давай попробуем, — сказала она наконец. — Подвигай немножко головой — только немножко! И скажи мне, что ты чувствуешь.
Я повертел головой по подушке из стороны в сторону.
— Чувствую себя отлично.
— Вот и хорошо. Ты голодный?
— Да, мэм.
— Просто отлично! Теперь мы можем это убрать.
С этими словами она раздернула занавески вокруг кровати. Я заморгал на неожиданно ярком свете.
— Так ведь лучше, правда?
— Да, мэм. Спасибо. Мой отец здесь?
— Скоро будет. А ты пока лежи и отдыхай. Скоро ужин начнут разносить. Все с тобой будет в порядке.
Она вышла.
Я немного полежал, глядя на яркий солнечный свет. Он лился через высокие окна напротив моей кровати. Я мог видеть их только правым глазом, и очертания их расплывались. Я осторожно повернул голову налево, не отрывая ее от подушки и стараясь не сместить повязку, покрывавшую мой левый глаз. Голова моя не болела совершенно, и я не мог понять, как им удалось так быстро этого добиться. Мне пришли на ум лестные слова мистера Галантера в адрес этой больницы. На мгновение я задумался — где он? И где мой отец? Но потом я стал разглядывать мужчину на соседней койке и забыл про них обоих.
На вид ему было лет тридцать пять; у него широкие плечи и костистое лицо с квадратной челюстью и темной щетиной. Волосы черные, зачесанные назад и разделенные посередине пробором. Длинные руки покрыты темными завитками волос, а на правом глазу черная заплатка. Нос расплюснут, и полудюймовый шрам под нижней губой резко белел среди темной щетины. Он играл сам с собой в карты, сидя на кровати, и широко улыбался. Часть карт была выложена рядочками на одеяле, он вытаскивал по одной другие карты из колоды, которая была у него в руках, и добавлял к рядам.
