Сердобольная Болеслава вышла за порог.
— Хлебушек, хлебушек сладенький! Вышата ой как любит хлебушек, тетенька! — донесся радостный голос юродивого.
Вышата был на два года старше Чеслава. Его мать Яра родила его после купальской ночи, но парень, с которым она была в ту летнюю ночь любви и празднования свадьбы Даждьбога-Солнца Великого и Утренней Зари, почему-то не захотел взять ее за жену, а она так и не открыла его имя, сколько ни настаивали ее родители. Отец даже поколачивал ее несколько раз, чтобы призналась, но девушка осталась непреклонной. Так никто и не узнал, кто же отец Вышаты. Мальчик рос, как и все в городище сорванцы, предаваясь играм и забавам.
Но спустя какое-то время Яра неожиданно исчезла из городища, бросив малолетнего сына на родителей. Никто не знал, куда она пропала и почему. Ходили слухи, что ее видели то в одном дальнем селении, то в другом, то на хуторах глухих. Но то были лишь слухи…
После исчезновения Яры за Вышатой начали замечать некоторые странности. Мальчик стал заговариваться, вести себя неразумно. Поначалу думали: малец балуется, что свойственно его возрасту. Но дальше стало понятно, что с парнем беда. Его сверстники набирались ума-разума, опыта и умения, а Вышата так и оставался по уму дитем малым. Теперь уже все уверились, что парень — блажной. Дед его помер, и жил теперь Вышата со своей бабкой, которая сама часто хворала.
Да и был это теперь не мальчонка, а здоровенный парень — широк в плечах, крепок в руках и ногах, а вот на голову да здравый смысл — слаб. Община относилась к юродивому с состраданием. Хозяйки часто подкармливали вечно голодного Вышату, жалели его и благодарили Великих, что их чада не такие.
Чеслав оттолкнулся ногами от шаткой лодки и головой ушел в воду — только круги разошлись по поверхности. Кудряш, от неожиданности едва не вывалившись из лодки, попытался сохранить равновесие суденышка и поспешно вцепился в его борта. Через несколько секунд из воды с гиком вынырнул Чеслав. Увидев, как Кудряш пытается выровнять лодку, но при этом еще больше раскачивает ее, он весело загоготал.
— А, болячка тебе в бок! Чтоб тебя так подкидывало всю ночь! Чтоб твою ложку так качало, когда ты ее в рот сунешь! — кричал возмущенный Кудряш.
Чеслав подплыл к лодке и придержал ее, не дав зачерпнуть воды. Как только суденышко перестало качаться, Кудряш воскликнул:
— А вот я тебе!.. — И сам кинулся в реку к своему товарищу.
С воплями и визгом они стали бороться в воде и пытаться в шутку утопить друг друга, напирая на плечи и голову, или, поднырнув и схватив за ногу, утащить ко дну.
С раннего утра друзья сели в выдолбленную из деревянной колоды лодочку и отправились на рыбалку. И теперь, наловив рыбы и устав от сосредоточенного и спокойного занятия, с удовольствием разминались в воде. За шумом и фонтанами брызг они не сразу услышали, что их кто-то зовет. Чеслав первым увидел на берегу фигурку соседского мальчишки, который энергично размахивал руками и что-то кричал во все горло.
— Чего это он? — удивился Чеслав.
— А вот чего… — Кудряш надавил на плечи друга и погрузил его с головой в воду.
— Да погоди ты, пиявка, нас, кажется, кличут, — вынырнув, остановил товарища Чеслав.
Держась за свое суденышко одной рукой и подгребая другой, они стали продвигаться в сторону берега.
— Чеслав, тебя Велимир домой поспехом зовет! — приблизившись, расслышали они голос мальчонки.
— Что за срочность? — недоумевал Чеслав.
Друзья вытащили лодку на берег, оделись и, подхватив свой улов, поспешили в городище.
Велимир был в доме один. Он сидел за столом и о чем-то сосредоточенно думал. Было видно, что он ждал сына.
Чеслав вошел в дом и остановился у порога.
— Звал, отец?
— Звал.
— Я рыбу принес… — Юноша положил рыбу возле очага. — Что-нибудь стряслось?
Велимир внимательно смотрел на сына.
— О том, что стряслось, я у тебя хотел спросить, Чеслав, — наконец спокойно произнес Велимир.
— Не пойму, о чем ты, отец? — вполне искренне удивился Чеслав.
— О девке…
От неожиданности Чеслав почувствовал, как мурашки пробежали у него по спине, а в голове завертелся хоровод вопросов, который тут же рассыпался под тяжестью одной мысли: «Он знает!»
— Я хотел рассказать тебе, отец, но позже.
— Когда?
— После посвящения.
— Когда о твоей пленнице знало бы уже не только наше, но и соседние селения?
— Я осторожность… блюсти старался… — попытался заверить Чеслав, но под тяжелым взглядом отца сбился и, помолчав, спросил: — Как ты прознал?
— Ты среди людей живешь!.. — Велимир с досадой вздохнул. — Кривая Леда заприметила, что ты зачастил к Маре в пещеру. Думала, захворал. А потом разведала, что у Мары девушка томится под присмотром. У Леды любопытства на все городище хватит, а язык такой, что им лес рубить — не зазубрится, сам знаешь… Хорошо, ко мне первому прибежала поделиться открытием. Аж лопалась от нетерпения! Но, думаю, скоро о твоей тайне только ленивый знать не будет. Кто она?
— Я ее умыкнул… Для себя.
— Тебе Голубы мало?
Чеслав не мог да и не хотел объяснять отцу, почему он решил украсть чужачку и что притягивает его к похищенной. Да и как объяснить отцу, если и сам до конца так и не смог понять себя?
— Это другое… Я ее возьму за жену.
— А не рано ли?
— Через несколько дней я пройду посвящение, и род и племя признают меня полноправным мужем.
— Откуда она?
На этот вопрос Чеслав ответил не сразу. Он хотел бы и вовсе не отвечать на него или хотя бы соврать, но не мог.
— Из рода Буревоя, — произнес он и затаил дыхание.
Эта новость для Велимира была уж слишком неожиданной, так что он даже не сразу нашелся, что сказать сыну.
— Чеслав… Ты же знаешь, что наш род и род Буревоя состоят во вражде!
— Знаю…
— Еще наши предки прокляли этот род и нам завещали не знаться с ним.
— Это было давно. Уже и старики не помнят причины той распри, — не сдавался Чеслав.
Велимир, раздраженный упрямством сына, повысил голос, и юноша уловил в нем железный отзвук, который появлялся всегда, когда глава рода был непреклонен.
— И жен брать из их гнилого племени мы не должны! Чтоб не мешалась кровь предков наших с проклятой кровью!..
— Отец!.. Говорят, что когда ты увидел мою мать, то никто и ничто не заставило бы тебя отказаться от нее. Это правда? — Чеслав смотрел отцу прямо в глаза.
— Твоя мать — другое дело. — Голос Велимира дрогнул. — Ее род… всегда был дружественен нам.
