— Отец, я все сделаю на съемках.
— Точно? Хорошо, что так решил.
— Я буду спать с проститутками.
— Молодец. Будь самцом, но самцом лирическим. Таким мягким Пьеро с деревянным хуем Буратино и яйцами Карабаса-Барабаса.
— Хорошо, Дуремар, — и повесил трубку.
— И кто у нас сегодня Дуремар? — Гера пришел.
— Отец.
— Константин Эрнестович — чудный, зря ты его все время дрючишь. Он очень понтовый руководитель. При нем держится стабильно высокий рейтинг канала.
— Да, но какими способами?!
— Да любыми, чувак. Цель оправдывает средства. Кто-то должен страдать, чтобы другим миллионам стало хорошо.
— Пошел ты. Отец мне сказал, придумать какой-нибудь телевизионный проект, чтоб я стал ведущим. Я придумал ему чудовищный проект, а он ему очень понравился. Запрыгал даже от восторга.
— Давай, колись.
— Называется «МЕНЯ УЖЕ НЕТ…». В стране миллионы людей, которые находятся на грани жизни и смерти: больные СПИДом, раком, гепатитами тяжелых форм, пожилые, суицидники. Не только старые, но и молодые. Так вот, я записываю с героем чрезмерно откровенное интервью.
— Например?
— Например, ты определился в своей ориентации и стал геем.
— При чем тут это?!
— Да слушай ты… Всю жизнь Герман был геем и чиновником, например. Не мог же ты открыто заявить, что ты, уважаемый, — гей. А в этом интервью ты рассказываешь всю голую правду. Что ты — гей, что ебал ты весь этот мир в жопу, из-за его ограниченного миропонимания, что всю жизнь любил плакать и остроту ощущений, что просишь прощения у родителей за то, что не смог быть благодарным им…
— Почему не смог?
— Да я, к примеру, Гер.
— И что, после этого интервью все, о ком я скажу правду, попадут на измену, соберутся и выебут меня.
— Чувак, не выебут, начинаться программа в эфире будет так. Ты появляешься в кадре и говоришь: «Если вы видите меня сейчас на телеэкране, значит, — МЕНЯ УЖЕ НЕТ». Титр:
Герман, 23 года
Ушел 25 октября 2005 года
— Сплюнь, дурак.
— Это я на отца тогда сплюнул, а ему понравился проект. Он его уже регистрирует и авторские права на меня оформляет. Я ему сказал, что он — циничная свинья, и опять поругался с ним тогда.
— Рич, ты меня прости, но ты — тупой ублюдок. Если бы обо мне так заботились родители, то я им ноги бы мыл и воду пил. Это крутой проект. Серьезно тебе говорю.
— Блядь, не говори мне ничего.
— Послушай меня, это очень мощный социальный, очень мощный психологический проект. После него многие телепрограммы, ток-шоу потеряют смысл из-за своего вранья, блядства и лоховства. Практически никогда человек в телевизоре не говорит правды, которая могла бы быть по-настоящему правдой. Понимаешь… Все в телевизоре играют и пиздят. А здесь человек, обычный человек, сможет менять отношение телезрителей, например к родителям, к правде, к искренности, к человечеству, к себе и своей жизни. Блядь, Рич, это очень крутой проект. А главное, чтобы была честность, ты должен первым записать такое интервью с собой. Пусть, например, Познер запишет с тобой такое откровенное интервью. Это станет стартом проекта. Потом нотариус заверит, и эта пленка — на хранение в банк. У Славки Барон отец — банкир, и дружит с твоим отцом. Вот дело и сделано. Не курвись, а подумай, чувак… Нужно только не плакаться с героями в интервью, а разговаривать свободно и в меру цинично. Это для человечества проект. Это письма в будущее… Это судьбы… Ты умрешь, а это останется…
— Заебал ты меня.
— Мудак ты.
— Да, я — мудак.
Десять минут они сидели и молчали. Каждый молчал о своем. Рич о Варваре. Герка о том, что очень хотел бы быть ведущим программы «МЕНЯ УЖЕ НЕТ».
* * *
Барони заканчивали семейный ужин.
— Господин Барон…
Маленький Оська весь вытянулся, он уже знал, что когда отец обращается к нему так официально — будет серьезный разговор. Он сложил вилку и нож «без десяти», вытер губы салфеткой и посмотрел в глаза отцу.
— Уважаемые Барони, хочу вам сообщить, что сегодня один из членов нашей семьи, а именно Остап, совершил, по мнению директора частного лицея имени Михаила Ломоносова, проступок. Слово предоставляется обвиняемому.
Оська встал. Посмотрел в глаза маме, отцу и Славке.
— Я купил пятнадцать мадагаскарских тараканов.
— Ты лишаешься карманных денег на месяц.
— Еще черные нитки и иголку.
Мама не удержалась:
— Ты мог бы взять их дома.
— Нет, не мог. На физкультуре я отпросился в туалет и распорол подкладку пиджака однокласснику. Запустил туда тараканов и зашил дырку… но не до конца.
Слава не удержалась и рассмеялась в голос. Отец строго посмотрел на дочь, а мама тихонько улыбнулась.
— Что потом?
— Потом закончился урок и все пошли переодеваться. Переодеваемся мы быстро, потому что на этой перемене у нас обед. Все торопятся. Ну, этот одноклассник первым переоделся и побежал с пиджаком в руке в столовую. Мы за ним. Все толкались, вот он тараканов и не чувствовал. Но потом, когда все стали кушать и наступила тишина, тараканы зашевелились, и он их почувствовал. Да… один из них через дырку вылез и заполз ему на плечо.
Слава рассмеялась второй раз. Она очень любила Оську. Называла его «Осень».
Отец прервал ее:
— Слава, потом зайдешь ко мне в кабинет. У меня будет и с тобой разговор. Более серьезный, чем твой истеричный смех, — и уже к Оське, иронично: — Так что, сын, дальше было? Мы все внимание.
— Дальше… А дальше он завизжал, как девчонка. Даже хуже девчонки. Завизжал так, как мальчики-трусы визжат.
— А ты такой храбрец, ты бы не завизжал?
— Я бы закричал.
— Продолжай.
— Он сдернул пиджак, и тараканы побежали по полу. Все ребята стали кричать, кто-то веселиться…
— Словом, ты сорвал обед?
— Да.
— Что дальше?
— Многие стали топтать его пиджак с тараканами на полу и порвали его.
— Продолжай — продолжай…
— В это время я взял одного таракана и, пока все отвлеклись, засунул его в котлету однокласснику.
Славка, поймав взгляд Оськи, нарисовала пальцами в воздухе сердечко.
— Потом все успокоились. Точнее — директор всех успокоил… Сказала, что найдет виноватого. Ну, все сели и продолжили обед…
Славке не терпелось.
— Он съел его?
— Нет… не съел… Выплюнул… и… стошнил…
