— Гехаар, — сказал он. — Когда я туда заглянул, оно ело кусок говядины. Омерзительно!
Он громко захихикал. Гехаары были одной из первых разумных рас, с которыми люди столкнулись еще до того, как Союз колоний установил монополию на космические путешествия. Вполне приличные ребята, вот только пищеварение у них было внешним, и они, когда ели, впрыскивали в еду страшно едкую кислоту, заменявшую желудочный сок, а потом шумно втягивали образовавшуюся жижу через ротовое отверстие. Действительно, чрезвычайно неаппетитное зрелище.
Впрочем, Гарри было на это наплевать. Просто он впервые в жизни увидел живого инопланетянина.
Между тем наша извивающаяся цепочка достигла места назначения: мы приблизились к площадке, перед которой светились на дисплее слова: «"ГЕНРИ ГУДЗОН" (ССК). НОВОБРАНЦЫ». Наша группа поспешно расположилась на местах, а провожатые отправились поговорить с другими колониальщиками, ожидавшими возле выхода. Гарри, который явно изнывал от любопытства, направился к окну, чтобы посмотреть на наше судно. Мы с Джесси, едва успев присесть, поднялись и устало побрели вслед. Маленький информационный монитор, вделанный в окно, помог найти нужный корабль среди множества больших и малых судов, расположившихся на космическом рейде.
«Генри Гудзон», естественно, не был пришвартован прямо к воротам в борту станции: очевидно, пристыковать многотонный межзвездный космический корабль и заставить его двигаться синхронно с вращающейся космической станцией было очень непросто. Точно так же, как и транспорт колонистов, он висел в некотором отдалении, а грузы, пассажиров и команду доставляли на борт при помощи несоизмеримо меньших шаттлов и барж. «Гудзон» совсем не походил на массивные, функциональные до полной неэстетичности корабли колонистов. Он был стройным, продолговатым и, что показалось мне важным, не имел формы цилиндра или колеса. Я сказал об этом Гарри.
— Постоянное искусственное тяготение, — кивнул он. — К тому же стабильное на огромной площади. Очень внушительно.
— Я думала, что мы ехали сюда при искусственном тяготении, — вставила Джесси.
— Так оно и было, — ответил Гарри. — Гравитационные генераторы платформы «бобового стебля» усиливали величину тяготения по мере нашего подъема.
— В таком случае что же удивительного в том, что искусственное тяготение используется на космическом корабле? — спросила Джесси.
— Удивительного ничего нет, просто это чрезвычайно трудно, — начал объяснять Гарри. — Для создания поля тяготения требуется огромное количество энергии, причем оно растет экспоненциально по мере увеличения радиуса поля. Возможно, они хитрят и создают множество малых полей тяготения вместо одного большого. Но даже при этом методе для создания искусственной тяжести в платформе, на которой мы поднимались, потребовалось энергии, вероятно, больше, чем уходит на освещение всего вашего родного города в течение месяца.
— Я ничего в этом не понимаю, — отозвалась Джесси. — Я из Сан-Антонио.
— Замечательно. В таком случае — его родного города, — сказал Гарри, направив на меня указательный палец. — Суть в том, что в большинстве случаев искусственное тяготение намного проще и несравненно дешевле создавать при помощи колеса: раскрутить его, чтобы люди и предметы центростремительной силой прижимало к наружной стороне изнутри. Достаточно раскрутить колесо, а потом нужно будет прикладывать к системе лишь минимум дополнительной энергии, чтобы компенсировать трение. А вот создание искусственного поля тяготения, напротив, требует постоянной и весьма значительной подачи энергии.
Он указал на «Генри Гудзон».
— Видите шаттл рядом с «Гудзоном»? Исходя из его величины, можно оценить размеры «Гудзона» как восемьсот футов в длину, двести футов в ширину и футов этак сто пятьдесят в высоту. Чтобы создать цельное поле искусственной гравитации вокруг такого малыша, пришлось бы надолго погасить свет в Сан-Антонио. Даже множественные небольшие поля потребуют удивительно большого расхода энергии. А это значит, что у них имеется источник энергии, который способен поддерживать не только поле тяготения, но и помимо этого все остальные системы судна, прежде всего отвечающие за движение, скачок и жизнеобеспечение. Или же они нашли новый, энергосберегающий способ создания тяготения.
— Да, это, вероятно, и впрямь недешево, — согласился я и указал на транспортник, находившийся правее «Генри Гудзона». — Посмотрите на колонистское судно. Это колесо. И колониальная станция тоже вращается.
— Колонии, видимо, держат свою лучшую технологию для военных, — сказала Джесси. — И подобное судно используется только для перевозки новобранцев. Я думаю, Гарри, что вы правы. Мы действительно понятия не имеем, во что вляпались.
Гарри усмехнулся и снова уставился на «Генри Гудзон», который лениво отползал в сторону по мере вращения колониальной станции.
— Мне нравится, когда люди склоняются к моему образу мыслей.
Наши пастухи вновь защелкали кнутами (фигурально выражаясь) и выстроили нас в цепочку перед посадочными воротами на шаттл. Мы предъявляли удостоверения чиновнику СК, который ставил галочки в списке против соответствующей фамилии, а его напарник вручал каждому электронную записную книжку.
— Спасибо за пребывание на Земле — это отличный прощальный подарок, — сказал я ему. Он, похоже, меня не понял.
Шаттлы не имели искусственного тяготения. Наши погонялы пристегнули нас ремнями к креслам и предупредили, чтобы мы ни в коем случае не пытались отстегнуться. Как бы между делом нам дали понять, что это все равно не удастся даже страдающим клаустрофобией, поскольку замки на ремнях безопасности во все время полета будут заблокированы. Таким образом проблема была решена. Они также раздали всем, у кого были длинные волосы, пластмассовые сеточки, которые следовало надеть, чтобы при невесомости длинные волосы не разлетелись во все стороны.
Если кого-нибудь начнет тошнить, сказали нам, необходимо воспользоваться гигиеническими пакетами, которые имеются в боковых карманах каждого сиденья. Опекуны особо подчеркнули, что ни в коем случае не стоит пытаться подавлять рвотные позывы до последней секунды. В невесомости рвотные массы будут летать по всей кабине шаттла, невыносимо раздражая остальных пассажиров, а следствием будет то, что блевун окажется крайне непопулярным в обществе на протяжении всего последующего полета, и, возможно, всей своей военной карьеры. Эти слова сопровождалось громким шорохом — кое-кто из нас решил приготовиться заблаговременно. Женщина, сидевшая рядом со мной, судорожно стискивала пакет обеими руками. Я мысленно настроился на худшее.
К счастью, все обошлось, никого так и не вырвало, и весь короткий перелет до «Генри Гудзона» прошел на удивление спокойно. После первоначального импульса, который можно выразить словами: «Вот дерьмо! Я падаю», мой мозг осознал, что тяготение исчезло, и успокоился. Состояние походило на не слишком быструю, зато очень продолжительную поездку на «американских горках». Мы добрались до корабля минут за пять, еще минута-другая ушла на точный подход. Затем дверь причального отсека открылась — не откинулась и не отползла вбок, а разъехалась во все стороны, как диафрагма в старинном фотографическом аппарате, — впустила шаттл внутрь и снова закрылась. Последовало еще несколько минут ожидания, пока в отсек вновь накачают воздух. После этого я почувствовал чуть заметное сотрясение, и внезапно вес вернулся ко мне — это включилось искусственное тяготение.
