— Слушаю вас, инспектор, — сказал Филип.
— Я вам понадоблюсь, инспектор? — отрывисто поинтересоваласьстарая леди.
— Не сейчас, мисс де Хэвилэнд. Я задам вам нескольковопросов чуть позже, если позволите…
— Конечно. Я буду наверху.
И она вышла, прикрыв за собой дверь.
Слушаю вас, инспектор, — повторил Филип.
Я знаю, вы человек занятой, и не хочу отнимать у вас многовремени. Но должен с полной определенностью заявить, что наши подозренияподтвердились. Ваш отец умер не естественной смертью. Причиной смерти явиласьслишком большая доза физостигмина, обычно известного под названием эзерин.
Филип чуть наклонил голову вперед. Никаких особых эмоций наего лице не отразилось.
— Не знаю, возникают ли у вас какие-нибудь предположения всвязи с этим обстоятельством… — продолжал Тавернер.
— Какие предположения у меня могут возникнуть? Я личносчитаю, что отец принял яд по ошибке.
— Вы действительно так считаете, мистер Леонидис?
— Да. Я нахожу это вполне возможным. Не забывайте, отцу былопочти девяносто, и его зрение оставляло желать лучшего.
— И поэтому он перелил содержимое пузырька с глазнымикаплями в бутылочку из-под инсулина? Вы действительно находите вероятнымподобное предположение, мистер Леонидис?
Филип не ответил. Лицо его стало даже еще болеебесстрастным.
— Мы нашли пузырек из-под эзерина, — продолжал Тавернер, — вмусорном ведре — пустой, на нем нет ни одного отпечатка пальца. Это само посебе странно. В обычном случае на пузырьке должны были бы остаться чьи-нибудьотпечатки. Скорей всего, вашего отца, возможно, его жены или лакея… Филип Леонидисподнял глаза.
— А кстати, как насчет лакея? — спросил он. — НасчетДжонсона?
— Вы подозреваете в совершении преступления Джонсона?Конечно, возможность у него была. Но когда дело доходит до мотива — чтополучается? Ваш отец имел обыкновение ежегодно выплачивать лакеювознаграждение, которое с течением времени все увеличивалось. Эти деньги, какобъяснил Джонсону мистер Леонидис, выплачивались вместо положенного слугенаследства. После семи лет службы у Леонидиса ежегодно выдаваемая суммадостигла весьма значительных размеров и продолжала увеличиваться с каждымгодом. Естественно, Джонсон был заинтересован в том, чтобы ваш отец жил какможно дольше. Более того, хозяин со слугой находились в прекрасных отношениях,и у Джонсона была совершенно безукоризненная репутация — это опытный ипреданный своему хозяину слуга. — Тавернер помолчал. — Джонсона мы неподозреваем.
— Понимаю, — сказал Филипп ничего не выражающим тоном.
— А сейчас, мистер Леонидис, не расскажите ли вы мнепоподробней о ваших перемещениях по дому в день смерти вашего отца?
— Конечно, инспектор. Весь день я находился здесь, вбиблиотеке, — за исключением тех случаев, когда выходил в столовую.
— Вы видели отца в тот день?
— По обыкновению я заходил к нему после завтрака пожелатьдоброго утра.
— Вы оставались с ним наедине?
— В комнате находилась моя… Э-э… Мачеха.
— Ваш отец выглядел как обычно?
В голосе Филипа появился легкий оттенок иронии:
— Предчувствия скорой насильственной смерти как будто нетерзали его. — Отцовская часть дома полностью изолирована от вашей?
— Да, туда можно попасть только через дверь в холле.
— Эта дверь запирается?
— Нет.
— Никогда?
— Я никогда не видел, чтобы ее запирали.
— И любой может свободно пройти оттуда сюда?
— Безусловно. Дом разделен в достаточной мере условно — дляудобства домашних.
— Как вы узнали о смерти отца?
— Мой брат Роджер, который занимает второй этаж западногокрыла здания, прибежал вниз и сообщил, что у отца внезапный приступ удушья.
— Что вы сделали после этого?
— Я позвонил доктору — почему-то никому не пришло в головусделать это сразу. Доктора не оказалось дома, но я попросил передать ему, чтобыон срочно приехал в «Три фронтона». Потом я пошел наверх.
— И дальше?
— Отец определенно находился при смерти. Он умер до приходадоктора. В голосе Филипа не слышалось и намека на какое-либо чувство. Это быласухая констатация факта.
— Где находились в это время остальные члены вашей семьи?
— Жена была в Лондоне. Она вернулась вскоре после смертиотца. София, полагаю, тоже отсутствовала. Двое младших — Юстас и Джозефина —были дома.
— Надеюсь, вы не поймете меня неправильно, мистер Леонидис,если я поинтересуюсь, как смерть вашего отца отразится на вашем финансовомположении.
— Я нахожу похвальным ваше стремление узнать всеобстоятельства дела. Отец сделал всех нас совершенно независимыми в финансовомотношении. Моего брата он назначил президентом и главным акционером крупнойфирмы по поставкам товаров — крупнейшей его компании — и полностью доверилРоджеру управление этим предприятием. Мне же он выделил крупную сумму воблигациях и ценных бумагах, чтобы я мог использовать этот капитал по своемуусмотрению. Так же отец поступил и в отношении двух моих сестер, ныне покойных.
— Но тем не менее мистер Аристид оставался очень богатымчеловеком?
— Нет, в то время отец оставил себе сравнительно скромноесостояние, только для поддержания интереса к жизни, как он говорил. Но с техпор… — чуть заметная улыбка тронула губы Филипа, — в результате различныхделовых операций он стал еще более богатым, чем прежде.
— Вы с братом поселились здесь в связи с какими-нибудь…денежными затруднениями?
— Конечно, нет. Просто для удобства. Отец часто повторял,что был бы рад жить с нами под одной крышей. По различным семейнымобстоятельствам меня это тоже устраивало. Кроме того, — неторопливо добавилФилипп, — я всегда любил отца. Я переехал сюда с семьей в тридцать седьмомгоду. За аренду я не плачу, но выплачиваю свою долю страховых взносов.
— А ваш брат?
— Брат переехал сюда во время войны, когда в сорок третьемнемцы разбомбили его дом в Лондоне.
— Мистер Леонидис, у вас есть какое-нибудь представление обусловиях завещания вашего отца?
