— В принципе мне это не нужно уже. Я ниточку к одному человеку нашел, он мне всё сам теперь расскажет.
— Про номенклатуру животных?
— Ты не смейся. Помнишь, как лектор говорил: у маленького хвостика может оказаться большой хозяин.
— Еще бы! Помню, как заявление о краже гуся привело к трупу в холодильнике.
— Вот видишь!
— Ладно, потом расскажешь, что к хвостику прицеплено: слон или мышка.
— А если крокодил?
— Еще скажи: дракон! Никогда за тобой карьеризма не замечал. Или ты как урка: без престижа не можешь? Я тут сажал одного крутого, так он чуть не плакал: повесь, говорит, на меня хоть что-нибудь еще, а то с таким сроком в зону стыдно идти!..
Побалагурив еще чуть-чуть, Халиулин ушел. Теперь можно было позвонить.
— Здравствуйте, Лиза. Это Алексей Комов. Напомнить вам, где мы познакомились?
— Да вроде не надо, — хихикнула она. — Ведь встреча была незабываемая, верно?
— Польщен такой оценкой. Как вы смотрите, чтобы посидеть завтра в одном уютном месте?
Голос ее немного растерялся.
— Завтра?..
— У вас что — ночная смена?
— Нет-нет, я только днем работаю… А где вы хотите посидеть?
— На Пятницкой. Есть там одно место, очень уютное… (по утверждению Марата).
— Скажите, а есть там рядом площадь какая-нибудь… желательно пошире?
— Насколько помню, нет.
— А можно выбрать место, чтобы рядом была площадь… лучше — с памятником? Поклонная гора, например…
Хорошая штука девушки. Особенно до того момента, пока не известно, что у них под прической. Потом бывают разочарования. Но чтобы так вот сразу навести на подозрение!..
— Насчет Поклонной горы не знаю. Мне кажется, место не совсем удачное для нашей встречи.
— Жаль…
Уж не сдвинутая ли попалась, подумал Комов. Теперь много сдвинутых. Раньше все были повернуты в одну сторону, как подсолнухи на поле. Теперь — каждый в свою сторону. Комову однажды попалась буддистка-индуистка. Без душевного содрогания невозможно вспоминать такое знакомство. Нормальная была девушка, очень даже ничего, пока не решила открыть Алексею глаза на то, как устроен мир. Ему с его Уголовным кодексом места в этой философии не оказалось, поскольку судьбы людей предопределены энергетикой предыдущих жизней. "А жертвы серийных маньяков?" — спросил он, потрясенный. "Значит, тянется за ними какая-то темная ниточка из прошлого, потому именно с ними так и случилось", — безмятежно пояснили ему. При этих словах Комов сначала ощутил желание показать ей в натуре одну из таких… с ниточкой, а потом тошноту. Потом тошнота прошла, а вместе с ней прошла и любовь.
Все эти воспоминания пронеслись в Комовской голове в одно короткое мгновение. Речевой же аппарат его жизнерадостно отозвался:
— Ладно. Подберем что-нибудь с площадью.
— Большое спасибо.
По ее смущенному голосу он понял, что спрашивать сразу в лоб, зачем ей площадь с памятником, нетактично.
Рядом с площадью по деньгам получилось дороже. Дальше Октябрьской фантазия не пошла. Зато там с памятником, еще с каким!
Потом Комов ознакомился с результатами экспертизы: на тачке Чекана оказались следы краски рижской фабрики, советских времен. Значит, речь может идти скорее всего о "Волге", "Москвиче" или "Запорожце", выпущенных до 1992 года.
Пришли сведения и о Петросорокине И.А., всего один оказался такой в Москве. Повезло тебе, Комов, с этой фамилией, еще раз сказал себе Алексей, разглядывая адрес. А вот с адресом не повезло. Неблизко селили рядовых ученых.
Он, разумеется, тут же отметил, что социальные признаки транспортного средства, поцарапавшего бандитское авто, соответствуют статусу интересующего его человека. На всякий случай проверили эту версию. Однако выяснилось, что Петросорокин И.А. машины не имел и водительских прав не получал.
5
Атмосфера в подъезде сразу напомнила Комову о старушке-попрошайке, стоящей на Тверской с плакатиком: "Помогите! У меня 43 собаки и 21 кошка". Правда, пока Алексей добрался до третьего этажа и нашел нужную дверь, обитую дермантином и в пупках, все ароматы вытеснил запах щей. Кроме того, экологию обременяли многочисленные звуки, сочащиеся сквозь стены: орало радио, ныл ребенок, шумела вода.
Комов нажал на кнопку и почувствовал, как звонок (свободно висящий, как оказалось, на проводе) ерзает, ускользая из-под пальца.
"Фундаментальная наука! Очень узкие специалисты, черт побери! Звонок приделать не могут!"
Крякнула паркетная доска, потом за дверью появилось тихое дыхание. Кто-то разглядывал следователя в глазок. Комов снова нажал на кнопку. На сей раз ладонью. После чего не очень приятный женский голос спросил:
— Кто там?
— Можно Ивана Алексеевича Петросорокина?
— Его нет.
Тишина.
Подождав, Комов позвонил в очередной раз и подольше. Потом забарабанил в дермантин.
По рассохшемуся дереву снова заскрипели шаги, тот же голос сварливо сообщил:
— Я уже позвонила в милицию!
— Во-первых, телефон у вас не работает, отключен за неуплату. А во-вторых, я сам милиция.
С той стороны некоторое время раздумывали: может ли такое быть?
— Да вы откройте, не бойтесь. Я вам удостоверение покажу.
Дверь приотворилась. Из-за нее на Комова смотрело перечеркнутое цепочкой типичное для такого жилища женское лицо постбальзаковского возраста.
— Вы его в тюрьму хотите посадить?
— Кого?
— Ивана.
— Нет, он нам нужен, чтобы кое-что выяснить.
— Может я знаю? — спросила она, оживившись от любопытства.
— К сожалению, вряд ли. Дело касается его работы. Его опытов.
— Э! Когда это было!
— Неважно. Нам всё равно нужно его повидать.
Голос у нее снова стал стервозным:
— Он тут не живет.
— Как не живет? Он же прописан.
— Не живет. Давно!
— А где живет?
Она поколебалась, потом отчего-то усмехнулась.
— В Икарии.
— Это что за место? За границей?
— Что же ты за сыщик, если не знаешь! Это ты мне должен объяснить, где это.
— Придется всё же вам объяснить мне, — сказал Комов, не давая себе воли тоже перейти на "ты" в подражание этой плебейке.
— Да говорю: не знаю! — в ее голосе неожиданно послышались слезы.
— А как найти эту… Икарию?
