Крис вышел из машины и разминал затекшие конечности упражнениями на растяжку, пока не открылась входная дверь.
В дверях стоял Антонио Понти. Стройный, с элегантностью в осанке, присущей лишь настоящим южанам.
Крис поднял руку в приветственном жесте и направился к итальянцу. Бывший карабинер уже много лет был начальником службы безопасности и личным охранником Форстера. Антонио Понти был, как и Крис, в прошлом полицейским и служил перед тем в Ливорно в спецподразделении GIS — итальянском спецназе, одном из лучших полицейских подразделений Европы.
Крис познакомился с Понти на первом же своем задании, когда вез Форстера из Кельна в Женеву. Впоследствии они сопровождали антиквара вместе, присматривались друг к другу и обменивались опытом.
Вместо задумчивой веселости, обычно отличавшей узкое лицо Понти, сегодня его лоб прорезали вертикальные морщины. Он холодно поздоровался и отошел в сторону.
В дверях показался Форстер, приветственно вытянув в сторону правую руку, тогда как левой опирался на палку.
Крис обратил внимание на искусно вырезанную палку, стиснутую за набалдашник старческой белой рукой с голубыми венами. Он удивленно смотрел на Графа. Он знал Карла Форстера совсем другим — жизнь в нем била через край, хоть в прошлый раз, во время их совместной поездки в Дубай, он и казался немного ослабленным.
Этот же Карл Форстер был полной развалиной.
* * *
Вилла Форстера была построена в классическом стиле. К просторному залу примыкал cortile, внутренний двор, оформленный просто, как принято в здешних местах.
Стены охряного цвета гармонировали с простыми каменными плитами пола, а фрески служили сдержанным дополнением. Терракотовые корыта с цветущими растениями отделяли ту единственную часть внутреннего двора, которая была скупо меблирована. Две скамьи, стол, два стула — все было сколочено из простого дерева и пропитано темной морилкой.
Понти удалился, и слуга принес напитки, пока Форстер, тяжело дыша, выбирал скамью и грузно усаживался.
Крис обрадовался воде и залпом осушил стакан. Форстер кивнул — и слуга налил два стакана Brunello di Montalcino. Форстер, отведав вина, с чувством цокнул языком.
Вначале разговор шел ни о чем. Форстер осведомился, как Крис доехал, спросил, как идут дела, и поморщился, когда Крис поведал ему о своих трудностях. Он понимающе кивал, когда Крис комментировал ему закулисную сторону событий.
Пока Форстер обдумывал возможные встречные меры, Крис критически разглядывал своего заказчика. Форстеру было немного за шестьдесят, но выглядел он стариком.
От его былой живости не осталось и следа. Дряхлый, он беспомощно пошатывался даже сидя и опирался на посох тонкой резьбы. Дыхание его при разговоре было хриплым, иногда он казался рассеянным и терял нить беседы.
Крис был в ужасе. Лицо Графа было изможденным, серым и бессильным, волосы слиплись прядками. Распад этого человека причинял Крису боль, поскольку между ними установилось нечто вроде доверительной близости, хотя они никогда не обсуждали это.
— Не смотрите на меня так, — пробормотал Форстер. — Я знаю, каким немощным, должно быть, выгляжу. Но если бы вы знали: чувствую я себя еще хуже, чем выгляжу.
Крис вопросительно посмотрел на Форстера, и тот зло усмехнулся:
— Вы знаете обо мне очень мало. Я о вас знаю гораздо больше, верно?
Крис кивнул и отпил глоток красного вина. Со всеми его вопросами и комментариями он все же никогда не преступал невидимую границу, которой Форстер обнес свою жизнь и которую Крис чувствовал всякий раз, когда просто не получал ответа на свои вопросы.
Форстер был сейчас совсем другой, обычно именно он задавал бесцеремонные вопросы, въедливо цеплялся и выуживал из Криса детали, которые не следовало бы знать ни одному заказчику. В своей откровенности — наряду с прочим — Крис усматривал и причину, почему Граф снова и снова привлекает его для работы.
— Это будет последним заданием, которое вы выполните для меня. Вы мне поможете принести покаяние. И тогда я повернусь спиной к этой юдоли.
— Я не понимаю.
Криса охватило неприятное напряжение, какого ему еще не приходилось испытывать в присутствии Графа. Затылок его вдруг закаменел, а мускулы стали жесткими, как стальные канаты.
— Естественно, вы не понимаете, — Форстер засмеялся, тяжело дыша, и проницательно глянул на Криса своими бледно-голубыми глазами. — Болезнь Паркинсона. Они поставили мне такой диагноз. Да вы и сами видите, мое тело неудержимо распадается.
Крис опустил глаза:
— Я в этом не особенно разбираюсь…
— Ограниченная моторика, неконтролируемые реакции организма, преждевременное старение. В конце полная беспомощность, совершенная неподвижность. Мозг отмирает целыми участками. Дерьмо, а не жизнь! — взволнованно прохрипел Форстер. — Пока что я еще в себе, но депрессии, психозы и слабоумие уже заслали своих лазутчиков. Я, правда, прячусь от них, но скоро они меня найдут.
Крис молча ждал. Он предвидел неприятную неделю и спрашивал себя, так ли уж необходимо ему — наряду со своими собственными трудностями — нагружать себя еще и проблемами заказчика.
— Поэтому я решил принести покаяние и затем умереть.
Когда Крис ошеломленно раскрыл рот, Форстер вяло поднял правую руку:
— Ни слова о моем решении. Я рассказываю вам это не для того, чтобы вы комментировали. Я хочу лишь объяснить…
— Но…
— В Швейцарии, к счастью, есть организация, которая помогает умереть, помогает человеку подобающим образом привести в исполнение такое желание. Все это готовится и производится под наблюдением.
— Из этого мира так просто не уходят, — пробормотал Крис после паузы.
— А я уйду, — Форстер язвительно засмеялся. — Это решено, и я не хочу больше это обсуждать. Я это вам сказал лишь для того, чтобы вы лучше поняли, чего я от вас хочу. Я ускоренно качусь по наклонной плоскости. С каждым днем мне все хуже. Таблетки, на которых я держусь, это настоящие водородные бомбы. Несмотря на это, они помогают лишь на какое-то время и уже давно не компенсируют потери.
Крис посмотрел на Форстера долгим взглядом. В голову ему не приходило ни одной здравой мысли, которую он мог бы высказать. Этот человек прожил целую жизнь, и казалось, что он всегда знал, что делал.
— Я не хочу доводить себя до состояния полной беспомощности и быть прикованным к постели, в то время как психозы в моей голове будут пожирать последнюю ясную мысль. Понимаете вы это?
Их взгляды встретились.
Пустота в неподвижных глазах Форстера была бесконечной. Они хоть и смотрели, но не видели. Через некоторое время веки Форстера дрогнули, и Крис освободился от чар.
Он наконец кивнул — лишь бы показать реакцию. Он не мог ничего говорить. Его мать без жалоб ухаживала за его старыми дедом и бабкой. А поскольку его родители погибли десять лет назад в автокатастрофе, ему не пришлось увидеть вблизи бедствия и нужды старости, усиленные болезнями.
