Его мать казалась такой красивой.
А папа любит причинять боль красивому.
ГРЕНОБЛЬ,
22 сентября 2007
Натан познакомился с Лорой два месяца назад.
«Целых два месяца».
Познакомился по-настоящему.
Два месяца он ничего не делает, не открыл ни одной книги, не включал компьютера, не возвращался на факультет, забросил исследования. Два месяца старается видеться с ней как можно чаще. Два месяца он стремится обходиться без телевизора, теоретических книжек, словарей, газет — безо всего.
Ему нужна только она.
Лора — это какое-то безумие. Одно то, как она держится и разговаривает, поражает его. Хоть она ничего такого и не говорит. Впрочем, да, кое-что. Что они обсуждают? Он помнит лишь обрывки.
Больше всего ему нравится, как она отвечает на вопросы. Каждый раз один и тот же ритуал. Она внимательно смотрит на него, пока он задает вопрос, затем на несколько секунд опускает голову, снова поднимает ее, какое-то время улыбается и только тогда отвечает.
Это миниатюрная женщина, довольно спортивная, всегда одетая в облегающие джинсы, короткие брюки, в юбки или платья. Натан представляет, как она бегает.
«Интересно, как она одевается для пробежки?»
Большие черные глаза.
«Молча изучает меня».
Орлиный нос, утонченные черты. Ровно столько нежности, сколько нужно, и почти прозрачная кожа. Ее руки настолько же тонки и миниатюрны, насколько длинны и бесполезны его. Бесконечно изящные пальцы. Длинные прямые волосы, темно-русые, а может, каштановые. Матовая кожа, усыпанная веснушками, огромный рот и пухлые губы, из-за которых показываются зубы, когда она улыбается.
«Ее груди…»
Не хватает слов, чтобы описать их.
Восхищение, граничащее с фетишизмом.
Натан никогда не дотрагивался до них, даже не видел, — они всегда закрыты футболкой или блузкой. Два месяца он не видит ничего, кроме них… не видя их. Конечно, есть еще и другое: звуки, чувства, ощущения, запахи. Невидимый аромат, который он блаженно вдыхает.
Их беседы длятся часами. Любой, послушав, сказал бы, что эти разговоры пусты. В них нет ничего существенного. Глубокого. Ничего общего с тем, о чем Натан говорит с коллегами и докторантами. Ни политики, ни разбившихся самолетов, ни дефицита торгового баланса, ни Европейской конституции, — и ни малейшего намека на его работу.
Никакого секса и даже прикосновений. Пару раз Натан ненароком касался ее пальцев, придерживая дверь или протягивая ей что-нибудь. Он даже забыл, что значит осязать. Не теперь, еще не время. Он довольствуется тем, что пожирает ее глазами, а она откликается на все его приглашения, то есть проводит с ним все время или почти все, десять-двенадцать часов в сутки. Вроде бы у нее есть приятель, и по этой причине она не может оставаться с Натаном постоянно.
Но Натану плевать.
И все же он страстно хочет ее. Непрерывно. Он не может отрицать этого. И не старается скрыть от нее. Вопрос так не стоит. Это стало очевидно с того раза, когда он впервые по-настоящему разглядел ее. С тех пор он просто убивает время, если ее нет рядом.
Она сказала, что год ходила на его лекции. На курсы «Идеология, власть и общество» и «Символическая функция маркетинга». Чем же он занимался все это время? Он не видел ее, даже мельком. Туман. Он хотел бы поговорить с ней об этом, но зачем? Через два дня она уезжает.
Этим утром:
— Как минимум на месяц.
Когда он увидит ее снова?
— Я пробуду у матери до начала занятий.
Он не в силах сказать ей, что это было словно озарение, что ему безумно приятно проводить с ней время, слушать ее и смотреть на нее, что у нее фантастическая грудь.
Натан не умеет говорить такие вещи.
А может, для нее все обстоит иначе. В конце концов, он всего лишь профессор, который вечно забывает ключи, слишком много болтает и думает о ее груди. Тридцатичетырехлетний мальчишка. А она — взрослая женщина двадцати девяти лет.
Ему нужно будет вернуться к работе.
Она уезжает через два дня.
Из поезда выходит молодая брюнетка, зеленоглазая и стройная.
— Привет, сестра!
Натан давно не виделся с Камиллой.
«Месяцев шесть, может, десять».
— Отлично выглядишь, брат!
Никаких известий от Лоры, а с ее отъезда прошло уже две недели.
— Я привезла бумаги, о которых ты просил. Твоей матери понадобилось не меньше двух часов, чтобы отыскать в гараже нужные папки, но теперь, кажется, все здесь.
— Отлично! Я сразу же их просмотрю… Помочь тебе с чемоданами?
Камилла приехала ненадолго. На последней работе, в торговом отделе парижской косметической фирмы, она потерпела полный крах. Азиз, ее приятель, бросил ее. Ей необходимо отвлечься и разобраться в своем положении. Подавленная, она позвонила Натану три дня назад. Он предложил ей провести у него неделю-две, чтобы сменить обстановку. Она получает пособие по безработице, на которое можно без особых хлопот прожить несколько месяцев. А потом она посмотрит. По крайней мере, так она объяснила по телефону. Она не из тех женщин, что тревожатся по пустякам.
Двоюродные брат и сестра всегда хорошо ладили. Особенно после того, как умер отец Натана, — Камилла очень его любила. Это стало для них еще одним объединяющим пунктом. Камилла потеряла родителей в автокатастрофе двадцать три года назад. И о ней позаботились родители Натана. Тогда они жили в маленьком городке под названием Рош-ла-Мольер, близ Сент-Этьена. Ему было шестнадцать лет, ей — тринадцать, но они оказались на одной волне. Потом Натан уехал учиться в Гренобль, где и остался. Она же причаливала то в Монпелье, то в Нанте, то в Париже, в зависимости от учебных заведений, парней и временных контрактов. Тем временем сложился ее характер. И ее любовь к независимости. Она нравится мужчинам.
Чего, в общем-то, не скажешь о них.
Впоследствии их связь продолжала крепнуть, поддерживаемая по телефону, электронной или обычной почте. Он всегда считал ее родной сестрой. Они рассказывают друг другу почти обо всем, хоть у него и есть досадная привычка порой забывать о самом главном. Она смеется над его причудами.
— Мари выглядит неплохо, — говорит она. — Приятно видеть ее такой после стольких лет хандры. Я не была у нее с тех пор, как она вышла на пенсию. Рада за нее. У нее теперь столько дел.
— Да, это занимает ее. С папой ей было весело. С тех пор, как он умер, она скучает… Это не так уж страшно, но все-таки она скучает.
— Может, она не все мне говорит… ты ее единственный сын, естественно, у нее от тебя нет секретов.
— Хватит болтать глупости, ты прекрасно знаешь, что мама считает тебя дочерью… она не хочет огорчать тебя своими заботами в такой момент, вот и все…
