Но эта самая твердь просто вывела меня из терпения. Мнезахотелось обязательно узнать, что она означает. Я опять заговорил о ней, и Томстарался растолковать мне, как мог. Когда человек произносит замечательнуюречь, сказал он, то в газетах пишут, что от криков народа содрогнулась небеснаятвердь. Он еще сказал, что они всегда так пишут, но никогда не разъясняют, чтоэто такое. Вот он и думает, что это просто значит на открытом воздухе, и притомгде-то в вышине. Согласитесь, что это довольно-таки разумное объяснение, и ономеня вполне удовлетворило. Так я ему и сказал. Том очень обрадовался и говорит:
– Ну вот и прекрасно, а кто старое помянет, тому глаз вон.Хоть я и сам как следует не знаю, что такое небесная твердь, но имей в виду:когда мы высадимся в Лондоне, она у нас содрогнется как миленькая.
Потом он сказал, что эрронавт – это человек, который летаетна воздушных шарах, и еще сказал, что Том Сойер-Эрронавт звучит куда шикарнее,чем Том Сойер-Путешественник, и что мы обязательно прославимся на весь мир,если только все у нас пойдет хорошо, а он теперь ни гроша не даст за то, чтобыназываться путешественником.
В середине дня у нас все было готово для высадки.Чувствовали мы себя очень хорошо и здорово гордились, и все время наблюдали вподзорную трубу, совсем как Колумб, когда он открывал Америку. Но, кромеокеана, ничего не было видно. День клонился к вечеру, солнце село, а земля всееще не показывалась. Мы никак не могли взять в толк, в чем тут дело, но решили,что в конце концов она появится, и продолжали держать курс на восток, толькоподнялись повыше, чтобы в темноте не наткнуться на какую-нибудь колокольню илина гору.
Я нес вахту до полуночи, после меня заступил Джим, а Том всене ложился. Он сказал, что капитаны кораблей при приближении к земле всегда такпоступают: они остаются на вахте все время.
Когда наконец забрезжил рассвет, Джим вдруг вскрикнул. Мывскочили, посмотрели вниз, и точно: там была земля, везде кругом, насколькохватал глаз, совершенно ровная желтая земля. Давно ли мы летим над ней? Этогомы не знали. Ни деревьев, ни холмов, ни городов – ничего не было видно, ипотому Джим с Томом приняли эту землю за море. Они думали, что это океан и чтостоит мертвый штиль. Но, между прочим, мы летели на такой высоте, что, если бдаже внизу бушевала буря, нам все равно в темноте показалось бы, что стоитштиль.
В страшном волнении бросились мы к подзорной трубе и сталивсюду искать Лондон, но его и в помине не было, да и вообще нигде не было видноникаких следов человеческого жилья, и ни озер, ни рек мы тоже не обнаружили.Том совсем растерялся. Он сказал, что совершенно иначе представлял себе Англию,он всегда думал, что Англия похожа на Америку. Пока что он предложил нампозавтракать, а потом спуститься вниз и попросить, чтоб нам указали кратчайшуюдорогу в Лондон. На завтрак у нас много времени не ушло – мы просто как наиголках сидели от нетерпения. Когда мы начали спускаться, сделалось теплее, ивскоре мы сбросили с себя меха. Между тем становилось все теплее и теплее, апотом стало совсем жарко. К тому времени, когда мы очутились в самом низу, унас прямо вся кожа пузырями покрылась!
Мы остановились футах в тридцати от земли – если, конечно,песок можно назвать землей, – а это был чистейший песок. Мы с Томом слезли внизпо лестнице и решили немножко побегать, чтобы размять ноги. Получилось оченьздорово – ноги мы, конечно, размяли, да только песок был горячий, какраскаленные уголья, и обжигал нам пятки. Вдруг видим – кто-то к намприближается. В это время Джим стал кричать.
Обернулись мы, смотрим – скачет он как полоумный, делает намкакие-то знаки и орет не своим голосом. Слов-то мы разобрать не могли, но всеравно здорово перепугались и повернули назад к шару. Подойдя поближе, мыпоняли, что он кричит. И тут-то мне сразу дурно стало.
– Бегите! Спасайтесь! Это лев, я его в подзорную трубу вижу!Бегите, ребята, мчитесь что есть силы. Он удрал из зверинца, а поймать-то егонекому!
Том понесся стрелой, а у меня сразу ноги подкосились, –знаете, как оно бывает, когда вам во сне приснится, будто за вами привидениегонится.
Том добежал до лестницы, взобрался на несколько ступенек иостановился, ожидая меня. Не успел я поставить ногу на первую ступеньку, какТом приказал Джиму отчаливать. Но Джим – он совсем голову потерял от страха – иговорит, что позабыл, как это делается. Тогда Том полез дальше и велел мнеследовать за ним, а лев уж тут как тут – подскакивает к нам с диким ревом, нуи, понятно, у меня поджилки так затряслись, что я и вовсе пошевелиться не смею,– подниму, думаю, одну ногу, а вторая-то сразу и отнимется.
Но Том уже вскарабкался на борт. Он направил шар вверх, икак только конец лестницы повис футах в десяти или двенадцати от земли, мыснова остановились. Лев с ревом бесновался подо мной – он изо всех сил старалсядопрыгнуть до лестницы, и мне всякий раз казалось, что до меня остаетсякаких-нибудь четверть дюйма. Да, замечательно было сознавать, что ему до меняне добраться, просто замечательно, и я весь преисполнился благодарности –вернее, моя верхняя половина: я ведь только цеплялся за лестницу, а наверхвзобраться никак не мог, и оттого моей нижней половине было очень плохо истрашно. Знаете, это редкий случай, чтоб в человеке все так перепуталось, и яникому ничего этакого не пожелаю.
Том спросил меня, как теперь со мной быть, но я и сам незнал. Он спросил: смогу ли я продержаться, покуда он отведет шар в безопасноеместо, подальше от льва? Я отвечал, что, пожалуй, смогу, если только он нестанет подниматься выше, чем сейчас, стоит только ему подняться повыше, я сразуже растеряюсь и упаду. Уж это точно.
– Ладно, – говорит он, – теперь держись, – и пустил шар вход.
– Не так быстро, – кричу, – у меня голова кружится!
Шар рванулся с места с быстротой молнии. Том тут же замедлилход, и мы спокойно поплыли над песком, но меня все-таки тошнило. Не очень-топриятно, когда все под тобой скользит и плывет, а кругом такая тишина – ниединого звука не слышно.
Однако вскоре до меня донеслось даже слишком много звуков –это лев нас догнал. Его рычанье привлекло других львов, и они со всех сторондлиннющими прыжками кинулись к нам. Я и оглянуться не успел, как подо мной ужескакало не меньше двух десятков львов, и все они рвались к моей лестнице,огрызаясь и лязгая зубами. Вот таким-то порядком летели мы над песком, а львыизо всех сил старались сделать так, чтоб мы вовек не забыли про нашу встречу сними. А тут еще и другое непрошеное зверье явилось, – ну и поднялась там внизутакая свалка, что только держись.
