из двух платьев лучше: вот это, зеленое, или то, синее.
Мама улыбается:
— Неужели влюбилась? — И оставляет для меня оба.
***
Каждый день мы так и ходим с Владиком на перекуры, сидим на лавке, и я слушаю поведанные им истории. Он умничает и постоянно ошибается в фактах, но я не перебиваю — киваю, поддакиваю. И почти ощущаю еле заметный, но навязчивый запах стерильности, витающий в воздухе.
Иногда, во время наших прогулок, я отпускаю мысли на волю, и они разлетаются по осенним улицам, мечутся и ищут кого-то невесомого… но я тут же возвращаю их назад.
***
Светку я не видела уже больше месяца. Она, конечно, беда, но без нее жизнь кажется совсем пустой.
Вдвоем с мамой всеми вечерами гоняем чаи в теплой гостиной, греем ноги шерстяными носками, смотрим старые фильмы, а на улице рыдает осенний холодный дождик.
Мама вроде и рада такому раскладу, но посматривает на меня странно: за последнее время две мои одноклассницы выскочили замуж, а в предстоящие выходные замуж выходит закадычная подружка детства, дочка маминой подруги. А я вот все на диване сижу, да свои шерстяные носки разглядываю.
Глава 18
В субботу с утра я прыгаю вокруг мамы с плойкой, колдую над ее прической. Она идет на свадьбу, а я — нет. Не хочется. Настроение не то, да и не общалась я с сегодняшней невестой уже лет десять.
В придачу к доброте, наивности и доверчивости мама еще и красотка. Стройная, молодая и не такая долговязая, как я. Придурок мой папаша все-таки. Как же можно было бросить такую женщину?
Всю свою жизнь она вкалывает ради того, чтобы я ни в чем не нуждалась, и возможность выглядеть так, как сейчас, у нее выпадает только в редкие моменты.
На глаза наворачиваются слезы, и я лезу к маме обниматься. Ребенок-переросток. Я ведь выше ее почти на целую голову! Тут же становится стыдно за свои закидоны и скандалы. Дерьмо я, а не человек.
Когда мама уходит, звонит телефон. Поднимаю трубку, но не сразу узнаю, кто посмел меня потревожить. Неужели Светка?
— Ликусь, увидеться надо, — говорит она загробным голосом, и спустя сорок минут предстает предо мной в моей тесной прихожей.
— Привет! — Снова лезу обниматься. — Сто лет не виделись!
С наступлением осени на меня нашла сентиментальность. И да, я чертовски сильно скучала!..
Но Светка кажется больной и бледной, на ней какая-то немодная куртка, волосы отросли и уже задорно не топорщатся.
Мы проходим на кухню, по традиции пытаюсь угостить ее чаем, но сеструхе, судя по всему, не до него — ее трясет.
— Свет, ты чего? Свет… — приговариваю.
Ее губы дрожат и растягиваются в гримасе, а по щекам устремляются горошины слез:
— Лик, обещай, что будешь молчать. Обещай, что никому не скажешь, ладно?
От испуга перед глазами взвиваются черные мушки, а голос пропадает:
— Обещаю. Что стряслось?
Она отставляет чашку подальше и вздыхает:
— Я беременная… Вот что стряслось.
Ой, блин. А что в таких случаях говорят? Поздравляют? Но Светка совсем не похожа на счастливую.
Я ловлю ртом воздух, как идиотская рыба, долго туплю, пока не осеняет:
— От кого?
— От Кидиса.
— А он знает?
— Нет…
— Что делать собираешься?..
— Не зна-а-а-аю…
Весь оставшийся вечер моя бедовая Светка ревет в мое плечо, а я тихо охреневаю. Если бы можно было вырвать лист с этой дурацкой историей и переписать ее набело, я бы сделала это — у меня же по литературе пятерка… Но мы сейчас не в книге. Это долбаный реальный мир.
Что еще я могу сделать? Я тоже не знаю.
***
Ума не приложу, как помочь Светке. Ее мама — тетя Катя — суровая женщина старых правил, она ее прибьет.
Хана Светке.
Роюсь в подшивке своих подростковых журналов, вникаю в советы психологов, но они сплошняком гонят бред. С досадой запихиваю подшивки назад в тумбочку.
Просто не надо было этого допускать! Сколько раз я предупреждала ее, что нельзя быть настолько беспечной, нельзя доверять людям!.. Нет же, ее ответом всегда было: «Это ты так можешь, а я нет…»
Конечно, Лика может. Лика всегда все может.
Глава 19
Лютый препод по истории государства и права устроил коллоквиум, на котором вволю над нами поиздевался и почти довел до состояния комы. Даже отличников не пощадил.
После экзекуции мы, спотыкаясь, как зомби, бредем в сквер.
Владик отзывает меня в сторонку, переступает с ноги на ногу, мнется, что ему совсем несвойственно.
— Лик… Может, сходим куда-нибудь? — предлагает он застенчиво.
А у меня нет сил держать марку: я извелась из-за Светки и этого адового коллоквиума. А главное — происходящий между нами сумбур кажется мне неподъемной ношей, хочется бросить все и просто поплыть по течению…
— Сегодня я не могу, Влад, — отвечаю на автопилоте.
— Ясно. — Влад нервно поводит плечами, и надменность снова проступает во всем его облике. — Ладно. Составлю тебе компанию в другой раз…
Вот и здорово.
Девчонки о чем-то трещат, глазеют на Владика, я делаю вид, что слушаю их треп.
Что же это со мной, осень, что ли, нахлобучила?
Он — не абы кто, он — настоящий принц. И если он будет со мной, я докажу всем — маме, Светке, себе — что все мои усилия были не напрасны. С ним я могу взлететь очень высоко.
— Влад. — Я заглядываю в его глаза. — Я завтра могу. Давай завтра встретимся.
Выуживаю из рюкзака блокнотик и корябаю на вырванном из него листочке комбинацию цифр.
— Вот. Телефон мой. Позвони завтра в пять вечера, ладно?
Он степенно кивает и прячет листок в карман пальто.
***
В пять часов следующего вечера и ни секундой позже Влад звонит и приглашает в кино.
Тут уже я под мамины аплодисменты влезаю в зеленое платье — накануне, методом проб и ошибок, я пришла к мнению, что оно неплохо на мне смотрится. Наношу макияж — получается кривовато, но, если не приглядываться, сойдет. Уже представляю, как расширятся от удивления его прекрасные глаза.
Чьи?
О чьих глазах я сейчас думаю?
Легонько бью себя ладонью по щеке.
С платьем приходится надеть пальто и ботинки, купленные еще в школе. Они немодные, но мама говорит, что классика не стареет. Верю ей на слово. Что-что, а вкус к вещам у мамы отменный.
***
В прошлом году в нашем Задрищенске открыли первый
