давал поднять глаз на него.
— Ты дрожишь, — его руки сомкнулись на талии. Я позабыла о потных подмышках, о потных ладонях, о том, что за столиком гости, и нужно вернуться туда…
Я хотела вот так танцевать целый вечер! Вдыхать его запах, и чувствовать силу и тяжесть настойчивых рук.
— Ты очень красивая. Знаешь об этом? — продолжил нашёптывать.
Я промолчала.
— Не бойся меня, — прошептал.
— Я тебя не боюсь, — перешла почему-то на «ты».
Испугалась! Хотела исправиться. Вас! Но уже было поздно. Он провёл по спине, вдоль замочка на платье. Почему моё тело ни с кем не вело себя так?
Песня кончилась быстро. Слишком быстро!
— Я вынужден тебя отпустить, — улыбнулся, прижал мою руку к губам.
Я сглотнула, с трудом умудрилась ему улыбнуться. И на ватных ногах потащилась к столу.
Девчонки, конечно, устроили жаркий допрос. Кто такой? И как звать? Я молчала. Не в силах скрыть то, что краснею как рак. Он больше не трогал меня. Позволяя другим приглашать. Но остался смотреть, беззастенчиво, властно! Будто знал, что никуда не денусь. Фантазировал, где и когда…
Я, заправившись красным вином, танцевала под музыку так, чтобы выразить в танце всю силу желания. То не я танцевала! А кто-то оживший внутри. Будто он управлял мною взглядом. Сидя там, и цедя свой коктейль, он смотрел и смотрел. На меня. Словно мы были только вдвоём в этом зале.
Как ни странно, тем вечером никаких предложений озвучено не было. Мы с подругами взяли такси. В последний раз я увидела его, стоящим у входа с сигаретой в зубах. Хотела махнуть. Но не стала.
Забылось? Едва ли! Он не позволил забыть о себе. Появился в салоне. Когда я, покидая его, оказалась в фойе, меж дверей. Я выходила, а он заходил. Охранник остался у входа.
Подняв глаза, робко кивнула.
— Виталина, — услышала голос.
Сперва удивилась, откуда он знает? Потом поняла. Я ведь — дочь директрисы. Нетрудно узнать обо мне всё, что нужно. Только что ему нужно?
— А? — обронила на выдохе.
Из кармана отглаженных брюк он достал что-то. Ладонь потянулась ко мне, как тогда, в ресторане. Но теперь на ней был коробок. Эмблема «ЗлатаРус» на белом фоне сияла изысканным кружевом.
«Даже буквы у них золотые», — подумала я. И взяла. Сама не знаю, зачем! Вдруг это акция? Что-нибудь, вроде бесплатных подвесок, которые их магазин раздаёт по значительным датам. Мой день рождения вряд ли возможно считать таковым. Ну, а вдруг?
— Что это? — подняла на него глаза.
Богачёв не ответил. Точнее, ответил! Улыбкой, загадочным взглядом. И скрылся за дверью, прежде чем я догадалась открыть. А открыв, обомлела…
Там была не подвеска, а две золотые серьги. Элегантные, очень простые. Я, кажется даже, видела их на витрине? Схваченный в жёлтое золото, цвет изумруда казался ещё зеленее. Я понадеялась, это искусная бижутерия. Не станет же он мне дарить золотые? Но проба заверила в том, что он стал! Он уже это сделал. А я? Малодушно взяла. Ну, не гнаться же следом за ним? Я ждала его долго, снаружи. Хотела вернуть! Только времени не было. Па́ры.
Потом почему-то никак не могла пересечься с ним. Он как будто нарочно перестал посещать свой салон! Не сумев удержать в себе эту агонию, я поделилась с подругой.
— Дольская, ты с дуба рухнула что ли? — постучала она по затылку костяшками пальцев.
Я нахмурилась:
— В смысле?
— Ну, кто принимает такие подарки от почти незнакомых мужчин?
Я пожала плечами:
— У него этих цацок вагон и маленькая тележка, — сказала в своё оправдание.
— Вагон не вагон, — подруга кивнула, словно знает, о чём говорит, — Думаешь, такие, как он, просто так их дарят?
— А как? — я насупилась.
— Отрабатывать будешь, — она усмехнулась.
— Ты, наверно, забыла? У него моя мама работает, — фыркнула я.
— Дольская, ну ты и чучундра, конечно! — вздохнула подруга.
— Я верну их! Как только увижу его, — посмотрела на серьги. Те лежали в коробочке. Я их, конечно, примерила! Не смогла устоять.
Сидели они, как влитые на мочках. И так подходили к глазам…
— Ага, — покивала Миланка. Знала, что я не верну. Почему-то в мужской психологии она разбиралась значительно лучше, чем я. Хотя мы и были — ровесницы.
Глава 7
Сегодня «проверочный день». Инспектор санэпидемстанции с регулярным визитом уже приходил и оставил очки. Человек он в ведомстве новый. Волновался, наверно, сильнее, чем я! Мне-то уже не впервой. Провела, показала.
— Да у вас образцовый порядок! — удивлённо заметил худой паренёк.
Я улыбнулась:
— Стараемся.
Заметила шмат паутины в углу, закусила губу:
— Кофейку не хотите?
— О, спасибо! Было бы здорово, — чуть расслабился он.
Я напоила его свежесваренным кофе, предложила хрустящий вишнёвый пирог. Он довольно урчал и наяривал! Так вдохновился, что даже забыл окуляры у нас на столе.
«Вот недотёпа», — подумала я и сложила очки рядом с кассой. Милка сегодня гундосит. Я велела лечиться! Пока не избавится от соплей, на работу не выйдет. Хотя, она будет работать из дома. Будет опять совершенствовать пункты меню. Наблюдать за процессом на кухне сквозь пытливый глазок установленных видеокамер.
Колокольчик на двери звенит. Я решаю, что это инспектор пришёл за своими очками. Хватаю, иду к нему, чтобы отдать. Но на середине пути застываю…
Пульс учащается! Биение сердца в висках нарастает, когда я смотрю на того, кто пришёл.
Высокий мужчина заходит, оставив порог позади. Двери за ним закрываются. Я отступаю на шаг и веду по нему недоверчивым взглядом. Свободный костюм и рубашка без галстука. Но стиль деловой. Конкурент? Потенциальный партнёр? Нет! Ни то, ни другое.
Стараюсь не выдать себя и дышу глубоко. Да уж, время его изменило! Окреп, возмужал, стал серьёзным мужчиной. С бородой, сединой на висках. Боже, сколько ему? Пятьдесят шесть. Двадцать лет мы не виделись. Как это долго…
— Виталина, — одно только слово и стон вырывается прочь из груди.
Я поправляю причёску. Когда-то и я была пышноволосой и огненно-рыжей. Но первые роды и стресс привели к алопеции. Помню, как волосы сыпались. Я рыдала! Боялась, совсем облысею. Процесс прекратился, а страх не исчез.
— Изменился? — роняет с усмешкой.
— А я? — говорю.
Неловко стоять, приглашаю войти, указав на незанятый столик. Официантка Лариса подходит.
— Что ты будешь? — смотрю на Никиту. На мужчину, который совсем не похож на него! Борода закрывает лицо, но глаза смотрят пристально.
Он произносит:
— То же, что и ты.
Усмехаюсь. Так всегда говорила я сама, когда мы бывали вдвоём в ресторане.
— Тогда, будь добра, облепиховый
