по моей коже, как змея. Затем он шагнул ближе, один шаг, второй. Я поняла, что запах снега — это он. Как будто он пронес этот кусочек своей родины через весь этот путь, через все море. Снег и железо. Намек на соль.
— Я слышал, что твой род может видеть даже без глаз, — сказал он. — Это правда?
— Глаза — очень неэффективный способ видеть.
— Похоже на то, что сказал бы культист.
— Лицемерно с твоей стороны называть меня культистом. Весь Обитраэс — культ Ньяксии, не так ли?
Он снова засмеялся, низко и грубо. Я почувствовала, как он приближается, и все же мне пришлось напрячься, чтобы не вздрогнуть, когда его пальцы коснулись моей щеки. Они были грубыми и мозолистыми, а ногти немного острыми, вызывая лишь намек на боль на поверхности моей кожи.
— Может, ты и права, — сказал он. — Мы все так жертвовали собой ради наших богинь, не так ли?
Его рука потянулась к повязке, пальцы сомкнулись вокруг ткани, и я схватила его за запястье.
— Нет.
— Если ты так тщательно разглядываешь меня, разве я не должен разглядывать тебя?
— Похоже на то, что сказал бы завоеватель.
На этот раз он не рассмеялся. Но и не шелохнулся: кончики его пальцев все еще оставались теплыми на моей щеке, сжимая шелковую ткань повязки.
— Моральное возмущение от члена Арахессена, — сказал он. — Интересно.
Он отпустил меня и отступил на шаг.
— Я не питаю любви к твоему маленькому культу, но и злить их не собираюсь. Скажи, куда бы ты хотела вернуться, и мой секундант проводит туда. Ты доберешься туда в целости и сохранности. Даю слово.
Что?
Он меня отпускает?
Выражение лица не изменилось, но внутренне я выругалась.
Я не ожидала такого поворота. Я просчиталась. Я была права в том, что мое появление в качестве члена Арахессенов явно обозначит меня как человека, способного к провидению, но не учла того факта, что наш завоеватель может оказаться более склонным к риску, чем я предполагала. Забавно, что он не побоялся выступить против Короля Пифора, но мысль о схватке с Арахессеном его пугала.
— По ошибке моих людей тебя доставили сюда, — продолжил он. — Приношу свои извинения.
В его голосе не было ни капли сожаления.
— Я не член Арахессена, — сказала я. — Больше нет.
Он сделал паузу. Я почувствовала, как его интерес и скептицизм пронеслись в воздухе.
Я тихонько рассмеялась.
— Тебя это так удивляет?
— Обычно люди не оставляют своих богинь.
В этом утверждении прозвучал вопрос. Я поняла, что это ловушка.
— У меня нет никаких проблем с моей богиней, — сказала я.
Нет, он должен был знать, что я все еще в хороших отношениях с богами. Иначе я была бы бесполезна как провидица.
— Арахессен, однако… — Я пожала плечами. — Ты сам сказал. Они требуют жертв. Берут их без разрешения.
На его губах появилась улыбка, нечто среднее между гримасой и ухмылкой.
— Разве это действительно жертва, если ее берут, а не приносят?
Меня немного беспокоило то, что это был разумный вопрос. Я наклонила голову, как бы соглашаясь.
— Значит, ты бывший Арахессен. Все еще преданный богам. В полном одиночестве. — Он сделал паузу, словно выстраивая все эти несочетаемые, маловероятные факты. — И Арахессены позволили тебе уйти.
— Я не оставила им выбора.
— Ты не выглядишь достаточно сильной, чтобы уклониться от них.
Ни сарказма, ни двусмысленности. Удивительно, но я могла это оценить.
Это было верное замечание. Арахессены не позволяли своим членам покидать свои ряды. Ты вступала на всю жизнь. Смерть была единственным выходом, и они следили за тем, чтобы любой, кто сбежит, прошел только через эту дверь.
— Я сбежала, — сказала я.
— Но ты все еще здесь, в Глаэа. Разумнее было бы убраться из страны.
— Из-за твоего вторжения уехать стало трудно, — огрызнулась я. — Кораблей больше нет. Так что спасибо тебе за это.
Его присутствие изменилось. Интерес. Он наклонился вперед.
— Значит, тебе нужна защита.
Я чувствовала, что он думает. Размышляет. Неужели ему так сильно нужна провидица, что он готов рискнуть привлечь внимание Арахессена? Разве сбежавшая Сестра заслужит такое же внимание, какое он получил бы от ордена, если бы похитил кого-то из нас? Для него это был слишком большой риск, слишком большие проблемы.
Но это… он раздумывал.
Это было глупо с его стороны. Если бы мой рассказ был правдой, Арахессен действительно бросил бы все силы на поиски и обрывание этой нити. Сестра хранила множество секретов. Опасно оставлять их в мире, тем более в руках завоевателя.
Но его глупость, по крайней мере, принесла мне пользу.
— Да, — признала я, стиснув зубы, как будто мне было больно произносить это вслух.
— Ты можешь провидеть.
— Да.
— Отлично. — Он поднял руку и щелкнул пальцами. Створка палатки распахнулась, и охранник снова вернулся, схватил меня за руки и вывернул их обратно.
Я попыталась вырваться, но безуспешно.
— Убери руки! — прорычала я с убедительным отчаянием и ноткой страха, которым немного гордился. — Отпусти меня!
Завоеватель стоял, заложив руки за спину, и смотрел, как его люди сдерживают меня.
— Нет, — сказал он. — Нам понадобятся твои услуги.
— Я не предлагаю никаких услуг, — прошипела я.
— Ты поможешь нам, — сказал он, — или мы убьем тебя. Это единственный выбор, который я предлагаю.
Он заявил об этом прямо. Никаких переодеваний, никаких игр. Я знала, что он говорил серьезно.
— Но, — продолжил он, — я справедлив.
— Справедлив?
— Тебе нужна защита. Ты ее получишь. И ты хочешь покинуть Глаэи. Ты получишь это тоже, как только мы с тобой закончим.
Я насмешливо хмыкнула.
— Ты думаешь, я поверю, что ты просто не убьешь меня, когда закончишь со мной?
Мне было почти смешно, что он вообще притворяется в обратном. Даже если бы он выполнил свою задачу, было бы глупо отпускать меня. Так же как глупо было держать меня у себя, зная, что я нужна Арахессену.
Казалось, он обиделся, что я сомневаюсь в его правдивости.
— Я не лгу.
— Все лгут.
— Только не я. — Он подходил все ближе и ближе, пока снова не оказался прямо передо мной, и в ноздри мне ударил густой запах соли и железа. — Не будь глупцом. Может, я и недолго пробыл в этой стране, но уже вижу, что она ничем не отличается от моей. Без меня ты и месяца не протянешь в Арахессене. Не плюй в лицо своему защитнику. Прими дар, когда тебе его предлагают.
Мой рот искривился в усмешке — ее было слишком легко подделать. Я подумала, не убедил ли он себя в том, что тоже
