Но попробуйте путешествовать на поезде или автобусе, и вас будут ожидать сюрпризы на каждом углу. Никогда не знаешь, кто займет место рядом с вами, что вам удастся случайно подслушать. Позволять себе удивляться — это волшебно.
Женщина, сидящая напротив меня в поезде, следующем из Ньюарка до Трентона, громко поучала сидящего рядом с ней пожилого и, очевидно, не слишком хорошо слышащего мужчину, как правильно забивать косяки. Мужчина двумя рядами позади меня сочинял лирическую композицию для новой записи своего компакта в стиле хип-хоп, который продюссировал самостоятельно. А проходивший между рядами проводник поезда, проверявший билеты, радовался рождению своего первого сына, показывая фотографии пассажирам, которых никогда не видел прежде и вряд ли увидит в будущем.
В Трентоне я пересел на автобус. Мое место оказалось рядом с ярко одетым темнокожим молодым человеком. Я протянул ему руку.
— Привет. Я направляюсь в Лос-Анджелес, чтобы прикоснуться к огромным буквам надписи «Голливуд». А вы?
Он посмотрел недоуменно, однако все же пожал мою руку.
— Меня зовут Дюваль, — сказал он. — Я родом с Гаити.
— Довольно далеко от дома.
— Очевидно нам обоим. Хотя сейчас я живу в Нью-Йорке. Еду навестить сестру в пригород Филадельфии.
— Так мы с вами немного похожи, да? Оба — не американцы… приезжие.
— Полагаю, что так. У вас в Лос-Анджелесе дело?
— Хотите послушать мою историю, — эта фраза становилась чем-то вроде припева в моей песне. Он выразил свое согласие улыбкой, и я рассказал свою повесть, хотя тогда она только начиналась.
— И чему же вам уже удалось научиться?
— Как избежать того, чтобы тебя подстрелили, а также тому, что следовать американской мечте без пенса в кармане довольно затруднительно, — ответил я с усмешкой.
Дюваль хмыкнул в ответ: «В первую свою неделю в Америке я пришел к более или менее такому же заключению!» Затем он пошарил в карманах и вытащил некоторое количество наличности, собираясь сделать то, на что я и возлагал успех своего путешествия, — знак щедрости в сторону полностью незнакомого ему человека. Он протянул мне десятидолларовую бумажку.
— Когда доберетесь до Филадельфии, пойдите и купите себе десять чизбургеров за мой счет.
Моя рука инстинктивно протянулась в сторону банкноты, однако дотронувшись до нее, дрогнула.
— Извините, Дюваль. Хотите верьте, хотите — нет, но я не могу взять ваши деньги, — сказал я, клацнув зубами. Я практически ощущал вкус воображаемых чизбургеров.
— Ну хорошо. Принимаете ли вы пожертвования по кредитной карте?
— Не думаю, — рассмеялся я.
— Чек? — усмехаясь, предположил он.
— Нет.
Затем Дюваля осенило: «Что, если я предложу вам обменять мои десять долларов на ваши пять?»
— Дюваль, вы гений, мой друг! — Этот парень далеко пойдет в Америке. — Но боюсь, я не могу. Только то, что материально, — сказал я, — еда, билеты на транспорт, возможно, вещи, — это все.
— Жесткие правила. Кто же их установил?
— Я. Я сам их придумал. Что-то такое, что мне нужно и чего у меня нет…
Дюваль засунул банкноту обратно в карман, а несколькими минутами позже распрощался со мной, поскольку сходил за одну или две остановки до Филадельфии. Я смотрел в окно на приближающийся город. Машины, транспортные развязки, телефонные столбы проплывали мимо меня как символы связи и общения, которых я был лишен. Место рядом со мной оставалось свободным, и я снова ощущал свое одиночество. Я думал о том, представится ли мне случай завязать более глубокие или длительные отношения с людьми, встречающимися мне на пути, или же все мое путешествие пройдет в разнообразных, но ни к чему не обязывающих разговорах.
Автобус высадил нас в месте, которое, должно быть, представляло собой Чайнатаун Филадельфии, где возникший языковой барьер между мною и проходящими мимо толпами людей мог служить прекрасной метафорой той преграде, что отделяла меня от остального мира, и которую я ощущал большую часть своей жизни. Я был незнакомцем в незнакомой стране, и не было здесь ничего моего: ни дружеского лица, ни узнаваемого голоса. Было похоже на то, что мироздание представило мне физическое воплощение моей изолированности от мира: здесь, в Чайнатауне, я был как никогда прежде одинок.
Я устроился за пределами маленького традиционного китайского рынка, развернул карту и посчитал, за сколько кварталов находится ближайшее дешевая молодежная гостиница. Какое место может подойти лучше для общения с другими людьми, чем молодежная гостиница, битком набитая бедной странствующей молодежью, где каждый юноша и каждая девушка находятся в начале собственного большого пути? Это было бы чем-то совершенно противоположным одинокому скитанию по Чайнатауну.
К сожалению, некоторые идеи лучше звучат в теории.
Неторопливым шагом вошел я в довольно мрачную гостиницу, голодный и потный, изображая на своем лице улыбку, настолько широкую, насколько только смог изобразить.
— Привет, старина, — обратился я к клерку за столом регистрации, — меня зовут Леон. Не могли бы вы одолжить мне свободную комнату на одну ночь.
— Простите?
Я объяснил свое положение, подчеркивая духовную сторону своих исканий, рассказал, что рассчитываю только на доброту в сердцах незнакомых людей, которых встречаю на своем пути, надеясь, что если мне удастся установить с ними взаимосвязь на более глубоком уровне, они будут более склонны помогать мне. «Итак, о чем же я говорю», — подвел я рассказ к заключению. — «О том, что вы, приятель, можете стать частью чего-то исключительно важного и прекрасного», — я ощущал себя практически хиппи.
К сожалению, это место было свободно от любви.
— Почему это я должен помогать тебе? — ответил он. — Действительно, почему хоть кто-нибудь должен помогать тебе? Вот что я скажу тебе, друг. У тебя нет ни малейшего шанса заполучить что-то бесплатно. Это — Филадельфия.
— Точно! Это ведь город братской любви?
— Ха! — он обернулся к нескольким постояльцам, рассевшимся на ветхом диване. — Вы слышали, ребята? Город любви. — среди собравшихся пронесся смешок, я почувствовал, как краснеет мое лицо. — Слушай, друг, у тебя с головой непорядок или что?
Мы все знаем, что Логотетис несколько глуповат…
— Эй, это Америка XXI века. У тебя есть деньги — у меня есть комната. У тебя нет ничего, кроме баек, — у меня есть дверь, которая открывается прямо позади тебя, и я советую тебе ею воспользоваться.
Мои глаза были опущены в пол. Я услышал «Вау!», это восторгался парень, отхлебывающий что-то из бутылки, спрятанной в бумажный пакет. Я поднял глаза и увидел, как он толкает своего приятеля под бок локтем и тычет пальцем в мою сторону. Как это было знакомо: чувство изолированности, полного одиночества в полной народом комнате. Здесь я, мне кажется, уже бывал.
Мы все знаем, что Логотетис несколько глуповат…
Я встряхнул головой, мое прошлое
