кошелёк.
— Я заплачу по счёту.
— Не нужно. Всегда плачу за себя сама.
Я поморщился.
— Ох уж мне эта эмансипация…
— Что-то имеете против?
— Вовсе нет. Просто не вижу смысла растрачивать принципы на копеечную ерунду.
— Большое начинается с малого! — отрезала Ника, отсчитывая нужную сумму.
Я заплатил за себя, помог барышне с шубкой и спросил:
— Так понимаю, вы учитесь в институте?
— Да, пришлось перевестись в РИИФС.
— На каком факультете, если не секрет?
Ника глянула в ответ с улыбкой, показалось даже, будто посоветует выяснить это самостоятельно, но нет, она сказала:
— На филологическом. Кафедра журналистики.
— Ах вот что! Тогда без эмансипации и в самом деле никак не обойтись.
Реакции на эту реплику не последовало, мы вышли на улицу, и я спросил:
— Вас проводить?
— Спасибо, не нужно, — отказалась Ника, и уж тут дело было отнюдь не в излишнем увлечении идеалами суфражизма.
Почти сразу загорелись фары стоявшего неподалёку от кафе легкового автомобиля, машина подъехала и остановилась, мне только и осталось, что распахнуть перед барышней заднюю дверцу.
— До свидания, Пётр, — сказала Ника на прощание и укатила домой.
А я глянул вслед и озадаченно поскрёб затылок.
Тут было о чём подумать. Например, о своих пещерных инстинктах. И о приоритетах. Ещё и о них.
На квартире Мишу Поповича я не застал. И это было удивительно, поскольку мы условились разобрать сегодняшним вечером несколько задач по физике. Ради этого я пропустил занятие по сверхйоге, здраво рассудив, что медитировать могу и дома, а без соседушки разобраться в научных премудростях точно не выйдет. И тут такое. Досадно.
Милена гремела посудой на кухне, я заглянул к ней и спросил:
— А Миша где?
— Да кто ж его знает? — раздражённо фыркнула в ответ барышня.
Я озадаченно хмыкнул.
— И не известно, когда придёт?
— Почему не известно? Под утро явится.
— Он мне с физикой обещал помочь.
— Мне он тоже много чего обещал.
Милена определённо была не в духе, но я к себе в комнату сбегать не стал, сел за стол и спросил:
— Случилось чего?
Барышня покачала головой.
— Да нет. Просто у них на кафедре компания подобралась дружная, вместе время проводят. Дело житейское.
Личная жизнь соседей меня нисколько не интересовала, а сейчас начал копаться в памяти и сообразил, что в ноябре — декабре Миша не раз и не два переносил, а то и вовсе отменял наши занятия под предлогом чрезвычайно высокой загруженности на кафедре. Просто это всё не одномоментно началось, вот и упустил.
— Утром, значит? — хмыкнул я. — А с научной работой у него как? Не забросил?
— Что нет, то нет, — усмехнулась Милена.
Я вздохнул.
— Ладно, загляну к нему на кафедру. Узнаю, что там за дружная компания подобралась.
— Ой да брось!
— Что значит — брось? У меня экзамен по физике на носу! — возмутился я, подмигнул соседке и от предложенного бутерброда с вареньем отказался, ушёл к себе в комнату. Нужно было разобрать показания опрошенных за день студентов и успеть помедитировать перед сном, а сладкого я сегодня на неделю вперёд наелся.
Миша и в самом деле заявился домой только ночью — меня разбудило приглушённое переругивание соседей, вот и взглянул на часы. Потом долго ворочался и никак не мог уснуть. Встал невыспавшимся и злым, только поэтому и претворил в жизнь своё обещание заглянуть на кафедру феномена резонанса, иначе бы точно махнул рукой и занялся своими делами. Ну а так отыскал секретаря тамошней ячейки Февральского союза молодёжи и прямо с порога объявил:
— Ну и что у вас на кафедре за бардак творится?
— Утречка, Петя! — поприветствовал меня знакомый по студсовету старшекурсник, зажал лицо в ладонях, зевнул и сказал: — Бардак у нас творится самый разный. Тебя какой именно интересует?
— Интересуют меня, Вадим, пьянки и гулянки. Говорят, они у вас нормой жизни стали.
— Кто говорит?
— Люди говорят.
— Люди соврут — недорого возьмут.
Я покачал головой.
— Не в этом случае.
Вадим вновь зевнул, помотал головой и спросил:
— Всё серьёзно, значит?
До вранья опускаться не хотелось, и я перевёл разговор на другую тему:
— Тоже ночь напролёт колобродил?
— Если бы! — вздохнул секретарь ячейки. — Диплом писал. Горю уже. Синим пламенем!
Я уселся на шаткий стул и сказал:
— Тогда быстренько расскажи, что у вас происходит, и вместе решим, как с этим быть.
— Активная общественная жизнь у нас происходит, — усмехнулся Вадим. — Нет, серьёзно! Когда на кафедру Антон Пух пришёл, я нарадоваться не мог. Раньше наши умники в библиотеке штаны протирали и света белого не видели, а он их расшевелил. На пляж, в театр или кино, на выставку или танцы однокашников сагитировать — это он завсегда. Ну а потом как-то незаметно из всех развлечений остались посещения варьете да попойки у него на квартире. И что я могу с этим поделать? А ничего! В свободное от учёбы время каждый волен заниматься, чем пожелает!
Хмыкнув, я достал блокнот и уточнил:
— И прямо один человек так дурно на коллектив повлиял?
Секретарь ячейки хмуро глянул в ответ.
— Других предположений на этот счёт у меня нет.
— Антон Пух — это рыжий такой? — уточнил я.
— Знаешь его?
— Вместе инициацию проходили.
— Серьёзно? Я думал, ты старше!
— Нет, тоже третий курс, — сказал я и убрал блокнот, так ничего в него и не записав. — Ты мне вот что скажи: на собраниях этот вопрос поднимали?
— Снижение посещаемости обсуждали, разве что, — после недолгих раздумий сообщил Вадим. — Но без упоминания персоналий. Просто учащихся к ответственности призывали.
— Успеваемость тоже снизилась?
— Увидим по итогам сессии.
— По итогам сессии поздно будет, — покачал я головой. — Нельзя, чтобы вас обвинили в пассивности, это бросит тень на всю институтскую организацию. Надо действовать на опережение. Поднимите данные по количеству допущенных к сессии, сравните с прошлыми семестрами. Если увидите снижение, проведите задним числом собрание на этот счёт. Если нет, всё равно проведите, только уже исключительно о разлагающем влиянии Пуха, и направьте нам вчерашним числом. Только сделай всё до обеда, чтобы я в канцелярии зарегистрировал. Нас официально запросят, а сигнал уже есть и
