штанах, когда прыгает на скакалке (он видел в «телеге» жены), или загорелый накаченный сосед, что улыбается вам в лифте? Красавец курьер, что, наверное, задолбался к вам ездить, но вы же всё заказываете и заказываете. Их вы на дух не выносите? Потому, видимо, порнхаб и забит никому не нужными влажными фантазиями на тему горячих курьеров и соблазнительных сантехников в комбинезонах на голое тело. Или ваши грязные похотливые мыслишки не считаются? Только мужик виновен по определению, потому что мужик?»
Не сказать, чтобы он потом думал об этом разговоре, для Наварского вопрос измены вообще не стоял. Они даже с женой его давно не обсуждали за ненадобностью.
Если навстречу шла красивая девушка, а жена спрашивала: «Правда, она красивая?», Наварский с деланным недоумением отвечал: «Кто?», тут же получал от жены локтем по рёбрам, и они оба смеялись. Так они жили: легко, дружно, весело, с шуточками, с подколками.
Ему казалось, в полном взаимопонимании.
Для него вопрос стоял однозначно: не было, значит, не было.
А всё остальное, кто бы там что себе не представлял и не рисовал в воображении — не имеет значения.
Но жена его даже не выслушала.
Глава 11
— Нет, Ден, — покачал головой Наварский на щедрое предложение заказать блядей.
— Ну хоть на отсосать соглашайся, — достал Сокол телефон.
— Я лучше пойду прогуляюсь, пока вы тут нарезвитесь.
— Совсем я тебя не понимаю, Игорёк. То давай напьёмся, нет сил выносить это на трезвую голову, то пойду проветрю башку. Сорвался с поводка, так расслабься. Ты теперь что бы ни сделал, Лерка тебе всё равно не поверит.
— Лера, — поправил Наварский.
— Лера, Лера, — согласился Сокол. — Валерия как там её…
— Андреевна, — подсказал Наварский.
Соколов кивнул:
— Рыжего помнишь?
— Его разве забудешь, — усмехнулся Игорь.
Был у них в институте товарищ с примечательной рыжей шевелюрой и талантом влюбляться до кишок. Уж если полюбил бабу — луну с небес к её ногам и не меньше. Соколов, что до сих пор гордился тем, что ни одна баба не разбила ему сердце, никогда не понимал, как так можно.
— Он, знаешь, почему последний раз развёлся? — листал Сокол список номеров длинными лентами, словно у него были номера всех шлюх города. — Смотрел порнуху и дрочил. Понимаешь? — поднял он глаза. — Тупо дрочил за столом у компа.
— И?.. — не понимал Наварский.
— И всё. Жена застала и подала на развод. У них, оказывается, был уговор — смотреть можно, себя трогать — нельзя. Измена измен. А он, видишь, сорвался.
— Уговор есть уговор, — пожал плечами Наварский. — Рамки в каждой семье свои. Какими бы странными ни были условия, если двое договорились, значит, договорились. Измена — это несоблюдение договорённостей…
В голове наконец приятно затуманилось и даже как-то отпустило.
Может, всё же вернуться домой? — подумал он.
С того момента, как заселился в номер, у Наварского было странное чувство: словно он всего этого не хотел, но заставлял себя хотеть. Заставлял ровно до того момента, когда жена сказала: уходи. В тот миг, когда между ними разверзлась пропасть, Наварскому нестерпимо захотелось перемотать время назад, и никогда не говорить тех слов, что он сказал.
Он представил, каким чудесным был бы ужин. Аня, его Звёздочка — вся такая резкая, колкая, острыми лучиками. Вероника, его Мышонок, — хлопотунья, заботушка, плюшевый бочок. Его Лера…
Он сглотнул подступивший к горлу ком.
Убирайся!.. Можешь не возвращаться!.. — полыхнуло болью.
И мысль о проститутке, гибкой, послушной девице, простой, без заморочек разрядке неожиданно тоже согрела. В качестве фантазии.
— Знаешь, любая баба пришла бы в ужас, если бы могла читать наши мысли, — сказал Сокол и поднял глаза, словно прочитал мысли Наварского.
— Думаю, их мысли нам бы тоже не понравились, — усмехнулся Игорь.
— Я тут пытался посчитать, сколько раз в день в уме грешу, — хмыкнул Сокол, — и понял: всегда. Вот скажи я своей, что мысленно трахал даже свою первую училку, которую видел последний раз в семь лет, меня бы из дома выгнали с вещами в тот же день.
— Ну, твоя бы вот так сразу не выгнала, — усмехнулся Игорь.
Жена Сокола стойко терпела его измены, а потом взяла и трахнула первого встречного.
Наварский всегда думал по этому поводу: это как надо довести бабу, чтобы она надела красные трусы, написала на сайте знакомств и переспала с первым, кто согласился приехать, да ещё записала видео.
Сокол, конечно, с ней развёлся. Собрал вещички и, поджав хвост, переехал в съёмную квартиру.
Но это был тот случай, когда проиграть можно так, что победитель жалел о своей победе.
— Любая другая потащила бы тебя к мозгоправу, — ответил Наварский.
— Да, любая другая, понаивнее, так бы и сделала. Моя — нет, — вздохнул он. — Она же знала, что я бы трахнул и мозгоправшу, — заржал Сокол. — Да, собственно, так и было. Не жена меня туда отправила, начальник. Был у него такой период — пытался соответствовать мировым стандартам, считал, общение с психологом пойдёт сотрудникам на пользу. И весь грёбаный час я думал, как сорвать с неё чёртову юбку и подстрижена ли её лохматка.
— И как? — подпёр щеку кулаком Наварский. — Подстрижена?
— Выбрита до синевы. Вернее, выдрана. Горячая была баба, — он снова посмотрел в телефон, словно вспоминая, есть ли у него её номер. — Вроде ничего особенного, с виду самая обычная, но такая… ух, — он даже сглотнул. — Жаль, что уехала.
— Так не отпускал бы.
— Да зачем она мне, — отмахнулся Сокол.
Разговор о психологе разблокировал ненужные воспоминания. Настолько сейчас ненужные, что водка больше
