того, кто говорит; но есть и другой язык язык доказательства, который погружает слушателя в молчание.
Тезис № 4. Сам Платон постоянно прибегает к поэтическому языку, в частности в форме «мифов», своего рода сказок, которые создают и видоизменяют понятия, рассказывая выдуманную историю их появления.
В отличие от поэтических историй, сказок, короче говоря, в отличие от языка выдумки, сила математики состоит в том, что она опирается на символы, знаки, фигуры или формулы, а не на слова, образы или фразы. Вот пример математического языка:
[(∀y) (y ∉ х)] ↔ (х =∅).
Эта формула означает: «Утверждение, что ни один из элементов множества у не принадлежит множеству х, равносильно утверждению, что множество х – пустое». Можно сказать, что математика демонстрирует силу знака, чистых знаков и символов, чистого доказательства или символизации, в то время как поэзия – это сила языка в развитии, сила речи и ее образности.
Тезис № 5. Именно по этой причине философия никогда не ограничивалась математическим языком, ведь философия, даже будучи демонстративной, так и не достигла соответствующего уровня формализации. Чисто математическая философия, которая имела бы исключительно буквенное или символическое представление и в которой всякое утверждение было бы теоремой, – это несбыточная мечта. Спиноза, который свою знаменитую книгу «Этика» написал по образцу великого трактата Эвклида, – это исключение. Но даже он далек от строгой формализации. Можно даже сказать, что по большому счету «Этика» Спинозы – это вид абстрактной поэзии. Кроме того, существуют такие философские сочинения, которые открыто выбирают поэтическую форму [выражения], как, например, «De rerum natura» Лукреция или некоторые части «Так говорил Заратустра» Ницше.
Из этого мы можем заключить, что философия не допускает символьного представления в его чистой действенности. Для нее слова должны иметь смысл. Она, без сомнения, может попытаться стать доказательной, но она не может быть до конца формализованной. Вот почему философия располагается между математикой и поэзией.
Тезис № 6. Математика, будучи формальной онтологией множеств, является независимой наукой с собственной закрытой областью [изучения]. Поэзия же, как необыкновенное использование обыкновенного языка, может возникнуть из какого угодно текста.
К тому же математика написана на особом языке, в то время как поэзия пишется на многих языках, и отсюда возникает вопрос, как возможна универсальность в философии. На самом деле философы с самого начала утверждали, что написанное и сказанное ими обладает универсальным значением. В этом смысле философ высказывает нечто настолько универсальное, что оно преодолевает границы национальных языков с их различиями. И математика, в свою очередь, тоже могла бы претендовать на роль универсального языка, поскольку она пользуется всеми преимуществами литеры[2]; но мы уже упоминали, что для философских сочинений литеры недостаточно. Непростая проблема, ведь если философия не может не быть написана на национальном языке, ее универсальность испытывается и проверяется переводом. Поэтому нам нужно предположить, что в случае с философией существуют такие переводы, которые в самом деле не влекут за собой трансформации или модификации ее универсального значения. Здесь мы выходим на тонкий вопрос отношений между философией и переводом.
Тезис № 7. Философия может и должна задаваться вопросом, почему формализованная математика находит применение в области наук о природе, особенно в физике, которая занимается конкретными объектами и законами природы. Я отвечу, что это так, поскольку математика – это наука обо всем, что существует. Не о том, что существует так-то или так-то, а о том, что существует.
С философской точки зрения математика составляет доказательный аппарат всякой мысли о бытии, мысли о бытии как таковом, о том, что есть, и о том, как оно есть (речь не идет ни о конкретном дереве, ни о конкретном человеке). Начало этому положил уже Парменид, для которого бытие есть бытие, ведь небытия не существует. С этой же точки зрения поэзия дает возможность ухватить событие изнутри языка. В этом смысле моя собственная философия соотносится с поэзией, но не со стороны бытия или того, что есть, а со стороны события, того, что случается, то есть того, что невозможно с первого взгляда признать существующим. Подумайте о произведениях искусства (они появляются в результате создания чего-то, чего еще нет), или о любви (как о том, что может случиться, а может и не случиться), или же о научных открытиях, переворачивающих все сложившиеся представления.
Тезис № 8. Про любую вещь можно сказать, что она наряду во всеми остальными является множеством. Ничто в природе не является одним в абсолютном смысле. Еще раз, с точки зрения математики, «все, что ни есть, есть форма множественности». Ничто в природе не является одним в абсолютном смысле, вот эта вот бутылка воды состоит из множества вещей. Быть – значит быть многим, а математика – наука о множестве. Вопрос математики с философской точки зрения – это вопрос о множестве. Другими словами, помыслить множество в его чистоте – это задача математики, тогда как в философии помыслить множество иногда трудно, а иногда – просто (поэтому математика может быть полезной философии). Вероятно, Бог – единственное исключение. Если он существует, то он существует как абсолютное Единство. Отсюда и важность Бога для философии: метафизика занимается безусловно Единым в форме Бога, великим Единым, который противопоставлен нам, потому что мы – множества. Все, что относится к природе или к материи, составлено из элементов, в свою очередь принадлежащих природе или материи.
Это ставит нас перед фундаментальным выбором между онтологией Единого и онтологией многого. Вспомните историю философии и многочисленные попытки доказать бытие Бога (например, у Декарта или Лейбница). В философском смысле Бог не связан с аффектом, с верой, он берется в контексте доказательства необходимости великого Единства-бесконечности. Математическая сторона важна в той мере, в которой мы говорим о конфликте между рациональным доказательством существования Единого в рамках философии, это с одной стороны, а с другой – математической онтологии, посвященной любым формам множественности.
Со своей стороны поэзия свидетельствует о силе ума, заставляющего язык говорить о том, о чем сказать невозможно. С философской точки зрения существование такой силы позволяет говорить о том, что истины обладают универсальностью, потому что они основываются на событиях. Это значит, что они устремляются по ту сторону онтологических законов тех миров, к которым они принадлежат.
С моей точки зрения, поэзия позволяет осмыслить то, что случается, то есть – чистое событие. Событие – это по определению то, что возникает, а затем исчезает. Поэтому я и думаю, что необходимо отказаться от классического представления о Единстве (Бог как великое Единое) в пользу мысли о чистой множественности и трудной задачи помыслить новое. История философии становится таким образом историей новых способов смотреть на фундаментальные вопросы. Древняя метафизика
