о том, какова была эта песня пятьсот-восемьсот лет назад и какова была ее эволюция за это время, сказать с полной уверенностью невозможно; можно делать лишь более или менее правильные предположения на основании дошедшего да наших дней материала. Тем большую ценность приобретают памятники, которые сохранили нам в графически зафиксированном виде древнейшие напевы...
Это так называемые «крюковые книги», во множестве сохранившиеся у нас еще с XII века... С чисто культовой стороны они в наши дни потеряли свое прежнее значение, и эта сторона не должна заслонять собой высокой их ценности с точки зрения музыкально-исторической, тем более что — подчеркиваем еще раз — это ЕДИНСТВЕННЫЙ вид записанной древнерусской музыки...
Величайшие русские композиторы, среди которых следует назвать Н. А. Римского-Корсакова и... С. В. Рахманинова, использовали древние распевы в своих светских сочинениях. Рахманинов относился к древним распевам настолько бережно и вдумчиво, что сам читал крюки и переводил их с рукописи.
Из книги М. БРАЖНИКОВА
«Статьи о древнерусской музыке».
Л., «Музыка», 1975
Анастасия ЦВЕТАЕВА. СКАЗ О ЗВОНАРЕ МОСКОВСКОМ
«Красивое нужно сохранить, взять его как образец, исходить из него, даже если оно «старое». Этому ленинскому завету следует наше государство, бережно относясь к памятникам минувших эпох, будь то произведения изобразительного искусства, шедевры архитектуры или высочайшие образцы музыкальной культуры прошлого.
В 1963 году были записаны на пластинку знаменитые ростовские звоны. На белостенную звонницу Успенского собора поднялись старые опытные звонари, и ожили, заговорили ее тринадцать колоколов, дивной красоты колокольная музыка поплыла над кремлем Ростова Великого, над просторами озера Неро...
Из поколения в поколение передавали звонари свое искусство.
Сохраняя общую основу звона, совершенствовали его, создавали собственные музыкальные композиции. Замечательную славу снискали себе московский виртуоз В. Мошков, астраханские музыканты — звонари В. Материкин и А. Логинов и многие другие.
С колокольным звоном неразрывно связана жизнь русского человека. Мощные звуки колокола сзывали новгородцев на вече. Тревожный набат предупреждал об опасности. Под колокольный звон венчали и хоронили. Радостным трезвоном встречали воинов-победителей...
Колокольные звоны на Руси знали уже в X веке. Этот древнейший вид русского народного творчества развивался параллельно с древнерусской живописью, зодчеством, ремеслами, певческим искусством, от которого многое позаимствовал. И хотя колокола есть у многих народов, но удивительным умением отливать их прославились именно русские мастера.
Надо сказать, что традиции колокололитейного дела не умерли. В начале 1985 года газета «Советская Россия» сообщила, что литейщики Оренбургского тепловозоремонтного завода совместно с музыкантами решили создать в своем городе карийон — колокольный оркестр, на котором можно будет исполнять любую мелодию. Пока такой карийон действует лишь в Литве, в Каунасе. Оренбургские энтузиасты уже изготовили 23 колокола — куранты для городских часов и теперь собираются отлить по рецептам старых мастеров еще более 40 колоколов, чтобы слушать чудесные, неповторимые мелодии.
Музыка звонов всегда восхищала русских композиторов. Глинка, Мусоргский, Римский-Корсаков использовали в своих произведениях колокольные звучания.
Это был один из истоков их творчества, такой же, как и народная песня.
Предлагаем вашему вниманию отрывки из повести А. Цветаевой «Сказ о звонаре московском», полностью напечатанной в журнале «Москва» за 1977 год. Сообщаем также, что в 1986 году издательство «Музыка» выпустила книгу «Мастер волшебного звона» (авторы — А. И. Цветаева и Н. К. Сараджев, брат чудо-звонаря).
В тихий вечер зимний 1927 года мы сидели за чаем у профессора Алексея Ивановича Яковлева...
— Вы не слышали известного дирижера Сараджева? Константина Соломоновича? — спросила меня Юля, дочь хозяина.— Котик — его сын. Звонарь. Музыканты считают его гением. Анастасия Ивановна, он может сейчас прийти, чтобы вы знали... Котик с двух сторон из необыкновенных семей: об отце я уже сказала, у него талант по наследству: с семи лет — композитор! А мать — дочь Филатова, по детским болезням профессора, его имени — московская детская клиника. Мать давно умерла, Котик еще маленьким был... Мы на днях собираемся его слушать — пойдете с нами?
— А он как, аккомпанирует при церковной службе?
— Ну да, и он сердится, что в другие часы нельзя... Ему мешают церковные службы. Он ведь чудной, не понимает! В субботу пойдем, хорошо? А когда в каком-нибудь колоколе ему слышится звук слишком прекрасный, он выпускает из рук все веревки колокольные и...— Слово «падает» пропало в звонке из передней.
Радостно, как-то торжественно,— зная ли, что ждут, вышел из передней высокий темноволосый молодой человек в аккуратной, плотной рубашке, подпоясанной ремнем: одергивая ее (как это делают мальчики от застенчивости), но — не так, не застенчиво, а — некой веселой готовности — предстать. Карие, огромные, по-восточному длинного разреза глаза сияли блеском темным и детским по силе открытости. Голос запинался:
— Я оп-поздал н-немм (радостно прорвавшись) -много! Ппп-растите...— кланялся, пожимая руки, смеялся.
«Пожалуй, красив! Волосы волнистые, длиннее положенного. Царь Федор Иоаннович театральный какой-то!» — подумала я.
— Мой Источник меня задержал,— медленно, но словоохотливо пояснил нам он, улыбкой сопровождая слова,— ему мои сестры сказали — поздно домой прихожу.
— Источником он отца называет,— шепнула мне Юлечка.
Котик вдруг оживился очень:
— Я вч-ч...— слово не удавалось ему,— вче-ра у Глиэра был! — Он обвел всех нас глазами, сияющими.— И мне выд-да-дут разрешение от Наркомпроса,— он развел руками широко и радостно,— ск-колько н-надо мне ккколоколов, в каких н-надо тональностях! Дооборудуют мне мою звонницу! П-пожалуй-ста,— он провел рукой по воздуху, как бы перечисляя нас,— п-приходите вы все!..
Большой церковный двор в одном из замоскворецких переулков медленно наполнялся народом. Если бы взглянуть на него сверху — обозначились бы две струи идущих: одна направлялась в храм, другая растекалась по дальнему углу двора, над которым возвышалась колокольня. И в то время как первая струя входила в двери безмолвно, вторая наполняла двор гомоном голосов. Переговаривались, то и дело взглядывая вверх, где виднелся, по временам исчезая за каменными выступами колокольни, силуэт человека в темном. Он что-то делал там, наклоняясь и выпрямляясь.
— Готовится! — пояснила мне Юлечка.
Мороз пощипывал. Люди постукивали нога о ногу. Ожиданье становилось томительным. И все-таки оно взорвалось нежданно. Словно небо рухнуло! Грозовой удар! Гул — и второй удар. Мерно, один за другим рушится музыкальный гром, и гул идет от него... И вдруг — заголосило, залилось птичьим щебетом, заливчатым пением каких-то неведомо больших птиц, праздником колокольного ликования! Перекликанье звуков, светлых, сияющих на фоне гуда и гула! Перемежающиеся мелодии, спорящие, уступающие голоса. Это было половодье, хлынувшее, потоками заливающее окрестность... Оглушительно-нежданные сочетания, немыслимые в
