он игнорирует мои вопросы, голос не соврал», – заключил Кудряшов и двинулся следом.
– Ты суеверный? – вопросил мужчина, нажимая кнопку тринадцатого этажа.
– Нет, – соврал Макар. – А что?
– Как я уже сказал, клиент у нас сегодня особенный. И задача тоже особенная, – не поднимая глаз, произнес Жора. – Не стало известного человека. Не просто известного – настоящей звезды, прославленного режиссера. Лука Тодорович. Слышал о нем?
– Ох, кажется, да! Это ведь он снял тот фильм, что наделал шуму года два назад? Как же его? Что-то на латыни… – лепетал Макар, выходя в расступившиеся двери.
– «Post Mortem», – кивнул Жора, вынимая связку ключей из кармана.
– Точно! Жуткая лента! Дважды пытался досмотреть, оба раза безуспешно. Но подождите! Хотите сказать, Тодорович умер?!
– Тихо ты! Об этом еще никто не знает! И не должен узнать до тех пор, пока не продастся квартира! – погрозил пальцем начальник. – А она не продастся, пока мы ее не отмоем от… хотя чего это я, сам увидишь! – Жора толкнул дверь, впуская помощника.
Взору открылась жуткая картина. Белоснежные стены режиссерской обители покрывали бордовые, почти черные брызги. «Боль! Кровь! Пытки! Смерть!» – повторил голос, в этот раз шепотом. Капель и потеков было столько, что Макару на миг показалось: перед ним произведение современного искусства. Мальчишка живо представил, как эпатажный художник окунал малярную кисть в банку с краской, а после делал спонтанный мах рукой. И так десятки раз.
– Это было убийство? – Кудряшов изо всех сил старался не дать волю воображению.
– Самоубийство. Мужик вконец помешался на своих картинах…
– Выходит, он вскрыл вены?
– И это тоже. Но умер по другой причине. Повесился. – Брезгливо дернув носом, Жора посмотрел в сторону комнаты с приоткрытой дверью. Судя по всему, спальни.
– Верится с трудом. У него ведь было признание! – морщил лоб Макар. – О чем еще мечтать истинному художнику?
– Да, с утра вычитал в Википедии, что в прошлом году он получил «Золотого медведя», главный приз Берлинского кинофестиваля, а в этом его номинировали на «Оскар». Про всякие местные ордена и медали вообще молчу!
– С ума сойти! – прошептал Кудряшов. – Что же толкнуло его на роковой шаг?
– Я не знаю. Никто не знает. Да и какая разница? – внезапно опомнился Жора. – У нас тут своя задача. Отмыть кровь со стен и прибрать тот ужас, что остался в спальне, а расследования пусть Андрей Малахов проводит!
Макар натянуто улыбнулся. Шутка показалась неудачной, но рефлексы подчиненного работали превосходно. Мальчишке определенно точно нравилась эта работа, и, чтобы на ней задержаться, он готов был смеяться хоть по команде! Ведь где еще, скажите на милость, можно повидать такое? Последнее пристанище великого человека. Место, где трагически оборвалась его жизнь. Быть может, однажды здесь откроется музей Луки Тодоровича, но прямо сейчас квартира больше походила на место преступления из американских триллеров. Страшно, но вместе с тем страшно интересно.
Переместившись в опочивальню маэстро, уборщик оценил фронт работ: обрывок веревки на вырванной с проводами люстре (должно быть, та самая петля, которую срезали, опуская висельника на пол), лужа зловонной жидкости (именно это, а не добрые пожелания чаще всего оставляет за собой умирающий) и уже знакомые брызги крови. Вишенка на торте – жуткий беспорядок и вонь перегара, что сбивала с ног (судя по всему, великий режиссер не один день заливал горе, перед тем как удавиться). Работы, как говорится, конь не валялся!
– Возьмешь на себя спальню? – бросил в спину Жора, четко дав понять, что это не предложение, а указ.
– Конечно. Что можно выбрасывать?
– Все, от чего не отмоется его кровь и рвота. Все, что хотя бы в теории может испортить впечатление потенциальным покупателям.
– Будет сделано! – отозвался Макар и, схватив ведро, направился в ванную комнату.
Набирая теплую воду, мальчишка осмотрелся в уборной. Просторно! Так просторно, что можно запросто сдавать это помещение как отдельную квартиру. Метров тридцать ведь, не меньше!
«Он омывал их тела здесь… в этой самой ванной, – вступил новый голос. – Он верил, что только чистая плоть достойна быть увековеченной на кинопленке».
Неприятный холодок пробежал по спине и заставил волосы на затылке приподняться. Частота, с которой теперь возникали галлюцинации, пугала. Но не меньше ужаса наводила и другая мысль: вдруг все это не просто воображение? Что, если Макар слышит тех, кого нет в живых? Испуганно съежившись, Кудряшов произнес:
– «Их» – это кого? Кого он омывал в этой ванной?
«Своих актеров. Прямо перед тем, как они появлялись в кадре… в первый и последний раз», – безразличный голос вынудил сердце участить ход.
– Кто ты? – выдал Макар сжавшимся от волнения горлом.
«Я – один из тех актеров, что застрял в его фильме навек. Ты тоже станешь актером… Твой дебют близок». – Голос исчез, растворившись в шуме воды, льющейся через края ведерка.
Кудряшов нагнулся, чтобы закрутить вентиль, но тут же замер, осознав, что со спины на него обрушилась тьма… Тень чего-то могучего, как ствол столетнего дерева. Огромная фигура преградила свет и отбросила густую серость на ослепительно-белый фаянс. Макар тут же выпрямился, но так и не нашел смелости обернуться. Стоял, безмолвно сотрясаясь и разглядывая силуэт мужчины, в одной руке у которого была трость, а в другой – курительная трубка. Сгусток тьмы двигался нарочито медленно. Словно наблюдая за работой уборщика, он перемещался из стороны в сторону. «Маэстро пришел за тобой! Он готов оценить твой талант!» – Истерический смех заполнил чертоги разума. Макар замотал головой и сильно зажмурился. От напряжения закружилась голова. Боязливо открыв глаза, парнишка не увидел тени. Она ушла так же внезапно, как и появилась.
– Всё в порядке? – Ошалевший Жора возник в дверном проеме.
– Да, а почему вы спросили? – Кудряшов различил страх в лице начальника.
– Я слышал чудовищный грохот, словно кто-то лупит молотком в паркетную доску. Это был ты? – Мужчина резко замолчал и, осознав абсурдность своего предположения, добавил: – Ты ведь тоже это слышал?
– Нет, ничего подобного.
– Ясно… – Жора сделался белым как полотно. – Слушай, мне тут отъехать нужно по делам на часок-другой. Один справишься? Если что, сверхурочные по двойному тарифу!
– Да, конечно. Будем на связи.
Начальник благодарно кивнул и поспешил на выход. Судя по всему, стук трости – не единственное, что ему послышалось. Заперев дверь изнутри, Кудряшов обернулся и едва различимо уху прошептал:
– Я здесь с благой целью. Наведу порядок и уйду, хорошо?
В ответ – тишина. Ни единого звука, кроме тиканья старомодных часов. «Можно ли это считать добрым знаком? – с тревогой подумал Макар. – Если нет, пусть прямо сейчас мне укажут на обратное!» И вновь полнейшее безмолвие. Аккуратно подхватив швабру, что Жора впопыхах бросил на пол, мальчишка вернулся в спальню. С усердием оттирая засохшую рвоту от дубовой поверхности пола, он почти забыл о странностях этого дома. Как вдруг щелчок! Где-то там, за пределами комнаты, в замке повернулся ключ.
– Кто
