И всё равно сбежала. Дурная корневая кровь. Впрочем нет. Сын был такой же. Родился без магии и сбежал странствовать по миру. И внук был не лучше!..
Король замолчал, по-видимому, решая, кого обвинить в бегстве Радославы. Манфред поспешил заполнить паузу, понимая, что сейчас кандидатов в виноватые не так уж много. А конкретно в этом зале и вовсе он один. И ладно еще если достанется Ринкольфу, но как быстро через него выйдут снова обратно на Манфреда? Да этот сопляк только увидит Ульфилу и сразу выложит всё, что знает! Он же молодой совсем, не знает даже, что пурпурная фея не уходит не выполнив то, зачем пришла. Нет, лучше уж увести мысль короля совсем в другое русло.
— Хорошо, что Фабиуша удалось задержать, — Манфред сам разозлился на себя за подобострастный тон, но что делать, если с королем по-другому не получалось!
Король давил магической мощью, а невозмутимый родственничек оставил его наедине с этой мощью! Впрочем, тут же успокоился Манфред, Грим его никогда не любил, вечно подозревал в изменах любимой сестричке и растратах. Они были, конечно. И измены, и растраты. Но подозревать…
— Единственное полезное, — король если и остывал от гнева, то уж больно медленно! — Еще бы его упустили! И хорошо было бы, удайся это сделать аккуратнее, не разозлить мальчика. Не говоря уж о том, что надо бы, чтобы ребенок признал тебя отцом, Манфред. Иначе толку в том что он остался здесь, немного. Разве что понятно, что Радослава за ним вернется. Да только время будет упущено!
Он скривился как от боли, оставляя Манфреда гадать, что именно так сильно беспокоит короля. Время, которое Радослава будет не в Лесине, или же просто тот факт, что он не может управлять этим временем?
— А если… — Манфред замер, пытаясь понять, стоит ли продолжать говорить. Но удержаться не мог. — Если откататить время Фабиуша? Ненадолго, на полгода. До того, как он стал звать Грима папой? И он забудет об этом, забудет о том, что я не пришел к нему сразу…
Манфред замолчал, почувствовав, что взгляд короля изменился. Недавно гневный, он сейчас был полон брезгливого удивления.
— Твой дар не имеет ограничений? — мягко, словно разговаривал с бешеным драконом, спросил король. Манфред даже оскорбился немного, да что не так-то? И вместе с тем задумался. Если ограничения и были, то ему их никогда не говорили. Или, может, сказать, что есть ограничение «не делай ничего, что может привести к смерти твоей матери»? Но зачем это королю?
Манфред поосторожничал и покачал головой.
— Если и есть, то я ничего об этом не знаю, — признался он.
— Очень странно, — Ламберт поджал губы. — У всех, кто мне известен, есть ограничения. Они разные, разумеется. Так Ульфила не может не пытать своих возлюбленных, а Лотта, напротив, влезая в мысли против воли сильного магика, теряет что-то из мелких воспоминаний. Зеленые магики поддерживают равновесие, поэтому их всегда несколько, если один предаст, то другой останется верен. Вот и у моего дара есть ограничения. Я не могу временем уничтожить человека, понизив его возраст до минимума или повысив до максимума, поэтому не рискую с этим, мало ли, где предел магика? И дети по той же причине неприкосновенны, их мозг слишком пластичен, рука дрогнет и…
Манфред содрогнулся, вспоминая, как оказался в холодной воде, промахнувшись мимо берега. Если так промахнется Ламберт, он может лишиться сына. Манфред не считал себя добряком, но он полагал, что куда лучше будет, если сын станет звать отцом кого-то другого, чем просто исчезнет.
— Да, — Ламберт внимательно следил за его лицом. — Хорошо, что ты понял. Так что Фабиуш неприкосновенен. И не только как ребенок, но и как мой единственный магически сильный наследник. Но тебе стоит разобраться с мальчишкой иначе. Ему же сколько? Четыре? Пять? Неужели ты не можешь очаровать такого карапуза? Надо, чтоб в отсутствии матери он признал тебя отцом и тогда он будет наследовать нам обоим.
«…А значит, и ты сам будешь наследовать мне», — додумал за короля Манфред и взбодрился.
— Покажи ему свою магию, увлеки, чтобы он и думать забыл о Гриме, — король двинулся к трону, что означало его желание покинуть зал гнева, и Манфред был последним, кто бы решился ему в этом помешать.
— Прямо сейчас отправлюсь, — пообещал он, и король кивнул, прислушавшись ко дворцу.
— Мейнгрим уже ушел, ты можешь идти, — просто ответил он и сел на трон. Смотреть, куда провалится или вознесется трон, Манфред не рискнул. Пятясь, он покинул зал, не поднимая глаз от алого пола. И только в коридоре вздохнул спокойнее и зашагал по уже знакомому маршруту.
Мелькнула мысль, что Ева могла сообщить Матиасу, куда собирается, но тут же была отброшена. Конечно, магесса как умела заботилась о сыне, но недавно и сама поняла, что душить вниманием и заботой будущего боевого магика было плохой идеей. Да и взрослым достаточно, чтобы скрывать что-то, она сына не считала.
Так что Манфред без лишних сантиментов отбросил мысль поговорить с сыном. Ему нужно было сосредоточиться на второй своем ребенке. А Матиас… ему предстояло стать боевым магиком. Значит, переживет. А потом он его поймет, он же его родная кровь, должен понять! Манфред и сам не заметил, как запамятовал, что сам не сумел простить своего отца.
И уж точно он не собирался думать о далеком замке на безлюдном каменистом берегу, когда впереди маячили волшебные перспективы стать следующим королем!
И так и сяк крутя эту мысль, пока с неё не облетела вся шелуха неуверенности и страхов, Манфред добрался до покоев Фабиуша. Ринкольф теперь дежурил у этих дверей, отчего Манфред почувствовал смутное уважение к мальчишке. Сумел-таки выкрутиться, хоть и упустил принцессу!
— Мастер Мейнгрим уже покинул учеников, — отрапортовал Ринкольф, при приближении Манфреда вытянувшись словно при появлении короля. Уважение испарилось как не было. Ну что за дурачина, он же так выдаст их договор!
— Превосходно, — тем не менее процедил он сквозь сжатые зубы. — Позвольте пройти.
Ринкольф моргнул, потом, по-видимому, что-то понял. Искра понимания, по крайней мере, мелькнула в его глазах и он густо зарумянился, отпрыгивая в сторону и позволяя Манфреду пройти. Впрочем, Манфред этим не ограничился и еще несколько мгновений удерживал взгляд Ринкольфа, как бы говоря «я внимательно за тобой наблюдаю». По крайней мере, он надеялся, что его взгляд передает
