установку, так и монтажную группу?
— Н-е-е-т, — проскрипел вредный старик, — не получится. Установка, хоть и не слишком тяжелая, однако весьма габаритная, ведь помимо реактора, включает в себя тороидальную камеру с магнитной ловушкой для разгона протонов, вакуумной трубки и выходного устройства — сиречь протонной пушки, а это, сами понимаете, объемы и объемы. И наличие спускаемого аппарата никак не сюда не вписывается, я уж не говорю про системы жизнеобеспечения самих космонавтов.
— Но носители типа «Ангара-5», как я слышал…, — попробовал поспорить Афанасьев, но тут же был неучтиво перебит оппонентом.
— Носители класса «Ангара» сами еще не завершили цикл положенных испытаний по регламенту, — сказал, как отрезал Вострецов, а затем окончательно добил, добавив. — К тому же сверхтяжелая «Ангара» еще даже ни разу не поднималась со стартовых позиций. Так что, нам никуда не деться, и мы вынуждены оперировать тем, что у нас имеется под рукой в данный момент, если хотим в ускоренном режиме обеспечивать свою безопасность в стратегических масштабах.
— Ну, хорошо, — понуро согласился с убийственными доводами академика Валерий Васильевич, который, признаться, всегда пасовал перед подобной аргументацией исходящей из авторитетных уст, — давайте тогда будем держать кулаки за то, чтобы ваша тонкая аппаратура не подкачала при запуске ракетоносителя.
— Давайте, — дружно согласились оба ученых.
— А теперь ты, любезная наша Валентина Игнатьевна, поведай о делах своих скорбных, — обратился он с улыбкой к бодрой старушке.
— От чего же сразу скорбных? — жеманно повела она сухоньким плечиком на манер кокетливой девицы. — Вовсе и не скорбных.
— Неужто не мандражируешь перед завтрашними испытаниями? — удивился бывший генерал, потому как две недели назад подал в отставку, чтобы не заслонять собой идущих следом.
— Отбоялась я своё, Василич, — ответила она, сложив губы бантиком. — Отбоялась и отстрадалась, — повторила она, слегка сузив, свои еще молодые, несмотря ни на что, глаза.
Чтобы как-то сгладить неловкий момент, Афанасьев попытался оправдать свои неловкие слова в её адрес:
— Ты меня не так поняла, Валюша. Я имел ввиду совсем другое. Всегда ведь волнительно, когда плоды твоего разума и труда пробивают себе дорогу в будущее.
— Да, будет тебе, Василич. Не оправдывайся. Всё я правильно поняла. Лучше плесни даме еще жменьку, — подставила она ему свой опорожненный бокал, а пока он с удовольствием наполнял его, продолжила. — И нисколько я не мандражирую, потому как уверена в работоспособности плазмоида. Уверена была тогда. И еще более Уверена сейчас.
— И что служит источником дополнительного оптимизма? — поинтересовался он, передавая бутылку Вострецову, чтобы не обделять академика, и так порядком расстроенного.
— Если уж у нас с покойным Римилием Федоровичем все получилось, когда не было ни нужных материалов, ни технологий, ни такой компьютерной техники, то теперь, когда всё это есть, да при должном финансировании, все сомнения в успехе кажутся абсолютно надуманными.
— Поверь, Валентина Игнатьевна, — приложил он обе ладошки к сердцу, — я искренне рад твоей непоколебимой уверенности в благополучном завершении завтрашнего эксперимента. Установка Игоря Николаевича уже продемонстрировала свои выдающиеся качества, а завтра такие же результаты проявит и твой плазмоид. Вы оба даже не представляете свою ценность для народа и страны! И это отнюдь не пафосное изречение! Это истина, не требующая дополнительных доказательств, — расчувствовался он, поднимая свой бокал. — Давайте, друзья, выпьем за вас, за ваш труд и бессонные ночи, за ваших соратников, что день и ночь куют для страны надежный щит и разящий меч!
— За нас! За вас! И за всю Россию! — с радостью подхватили импровизированный тост старики.
Выпили. Кипяток к тому времени уже порядком остыл, и можно было пить чай не обжигаясь.
— И все-таки, ты уж прости меня Валюша, что чешу и без того болючее место, а никак утерпеть не могу, чтобы не задать вопрос, — хитренько взглянул на бабушку Валерий Васильевич.
— Да, знаю-знаю, о чем у тебя свербит в одном месте не переставая, — хихикнула она в блюдечко, на которое дула, чтобы остудить. — Спрашивай, чего уж там?
Вострецов, которого она уже успела посвятить в суть открытия, подался вперед всем корпусом, выказывая, тем самым, сугубое внимание ко всему, что сейчас предстояло услышать. Он, всегда довольно скептически относился к информации подобного рода, которая то и дело мелькала в околонаучных популярных журналах, почему-то сразу и бесповоротно поверил Николаевой, когда она сегодня посвятила его в самую строгую государственную тайну. И даже не потому, что авторитет покойного Авраменко служил этому порукой и даже не потому, что сама Николаева, насколько он знал и соприкасался с ней по смежным вопросам, в свою бытность, никогда не была склонна к каким либо мистификациям. Нет. А просто потому, что он, боясь признаться в этом даже самому себе, был немножечко романтиком, который несмотря на строго научный и логически выверенный склад ума, не переставал, как маленький ребенок верить в чудо, которое непременно должно свершиться, вопреки научным прогнозам и устоявшимся догматам. Поверил и проникся её идеями так, как это может только умудренный жизненным опытом человек.
— Я тебя все по телефону доставал со своими ожиданиями, но сама, знаешь, что даже шифрованной связи всего не доверишь, а видеть тебя тоже все время было недосуг, — начал он издалека подходить к своему главному вопросу.
— Оставь, ты свои политесы, Василич, усмехнулась она вновь. — Хочешь спросить, как идут дела с установкой проецирующей портал? Ну, так и спрашивай? Чего стесняться своих-то?
— Вот и спрашиваю, — подбоченился Афанасьев, — как идут у тебя с этим дела?!
— Идут потихоньку своим чередом после того, как твой Коченев принес от тебя разрешение на допуск к секретным материалам моих молодых помощников, что прибыли из Шатуры.
— Да, помню такое. Подписывал персональные разрешения, — кивнул в знак согласия Валерий Васильевич.
— Ну вот, мы и занимаемся этим вопросом потихоньку, когда основная масса сотрудников в 17.00 спешит по домам.
— И как продвигаются дела? На какой стадии находится установка? — нетерпеливо перебил её Афанасьев. — Когда можно будет заглянуть ТУДА? — мотнул он головой в далекие дали.
— Ишь ты, какой шустрый?! — подмигнула она ему по-свойски. — Не ты ли все уши прожужжал мне про укрепление обороноспособности, про тревожную политическую обстановку в мире? Что, мне, разорваться теперь, или клонироваться, как та несчастная овца, как там бишь её звали?
— Долли, — вставил машинально Вострецов, который иногда почитывал научную литературу не связанную со своим родом занятий.
— Во-во, — прихлебнула она чаек. — Так её и звали, пока она копыта не откинула от усердия прославиться.
— Одно другому не мешает, Валентина Игнатьевна, — попробовал поупираться диктатор. — У вас теперь целый штат помощников — не то, что двадцать пять лет назад, когда вы одни остались с Римилием Федоровичем.
