Мысленно ворча, Серега ехал на встречу с Алексеем. Как и в первый раз, Алексей не захотел встречаться с ним в офисе, а назначил встречу в метро, на станции «Хрещатик». Невысокого роста, худощавый и юркий, он вышел из вагона, держа в левой руке черный дипломат, и настороженно огляделся по сторонам. Затем прогулочным шагом направился к Сергею. Не задерживаясь ни на секунду, он сунул его Сергею в руку и тут же прыгнул обратно в вагон. Двери закрылись, и поезд укатил в черноту туннеля.
— Смотри ты… — пробормотал Серега, — как в шпионском романе. А как же на такси теперь? Нет, поеду до Лыбидьской на метро, а там возьму такси…
Он дождался своего поезда, ввалился с толпой в вагон и пристроился в уголочке, прижав дипломат к груди. В институт он добрался без происшествий, посмеиваясь над страхами директора, да и над своими собственными. Яблочко на месте не оказалось, и Серега закрылся в своей комнатке, водрузив на стол загадочный дипломат. Посмотрел на него с одной стороны, потом с другой. Любопытство разбирало его с той самой минуты, когда Алексей, словно в плохом детективе, сунул ему в руки этот чемоданчик. Надо сказать честно: Серега боролся со своим любопытством немыслимо долго — целых полминуты. Потом решительно придвинул дипломат к себе и обследовал замочки.
Замочки были немедленно вскрыты скрепкой. Серега осторожно поднял крышку. Показался слегка помятый газетный лист. Серега медленно приподнял его и тут же, будто обжегшись, бросил на место: под листом мелькнули пачки разноцветных купюр. Серега немного подождал, успокоился и снова поднял газетный лист.
— Мать твою… — пробормотал он в полной растерянности. Дипломат был набит плотно уложенными пачками евро. Сергей пересчитал пачки: четверть миллиона.
— Двести пятьдесят тысяч, — изумленно прошептал он, — двести пятьдесят… Понятно теперь, почему этот Алексей вел себя, как шпион! С такой-то суммой… Он просто оказывает услуги по обналичке! Это те деньги, которые мы уплатили авансом в «Экологию Зоны» по договору субподряда за первый этап. И насчет такси тоже понятно… А мне, значит, тысячу в месяц! Вот жлоб! Такие деньжищи! Это ведь немцы платят, только вот за что? Не за оценку же воздействия на окружающую среду этого второго ХОЯТа! Нужна она им, как зайцу стоп-сигнал!
Он положил обратно газетный лист и, аккуратно опустив крышку дипломата, прислушался к щелчку замочков. Его внимание привлекла царапина в верхнем углу крышки. Серега заволновался, не его ли это вина, но при ближайшем рассмотрении царапина оказалась старой и затертой, и он успокоился. Серега поднял телефонную трубку и спросил у Иры, появился ли директор. Получив утвердительный ответ, он осторожно, как нечто взрывоопасное, взял дипломат и вышел из комнаты.
Глава 5
Он взлетел высоко над Станцией. То, что Он увидел с высоты птичьего полета, повергло Его в смятение. Огромная, весом в две тысячи тонн, плита биозащиты, закрывающая реактор сверху, как крышка закрывает кастрюлю, была сорвана ужасающей силы взрывом и лежала набекрень, словно залихватски надетая фуражка, обнажив пламенеющие внутренности реактора. Вокруг плиты, на крышах машзала и деаэраторной этажерки, повсюду на земле лежали сотни тонн графита, из которого было сделано нутро ядерного монстра. Выброшенная масса извергала невидимый огонь колоссальной силы в тысячи, десятки тысяч рентген. Что за красные машины стоят у машзала? Пожарные? Разве они не видят, разве не понимают, что сжигает их совсем другое пламя? Пламя, которое не горит… Он кричал им в уши, Он орал им в лицо, но они не слышали и не видели Его. Они шли навстречу судьбе, еще не понимая, что это их последний пожар. И работали они так, как будто делали последнюю в своей жизни работу.
Он полетел в сторону ночного города.
— Люди! — кричал Он в темные окна. — Люди, проснитесь! Невиданная беда пришла в наш Город!
Но люди тоже не слышали Его. Они безмятежно спали. Наконец появились редкие желтые пятна — начали зажигаться окна. Зазвонили телефоны. Он слышал их все. И в Городе, и в Киеве, и в Москве. И все они лгали:
— Реактор цел… Мы охлаждаем его водой… Радиоактивный фон нормальный… Все хорошо…
Он метался между Городом, Киевом и Москвой. Он пытался достучаться до душ и сердец. Он удивлялся: как ему удается везде успеть? Вот Он в Киеве. А вот уже в Москве… В квартирах начальников и министров… И у самого генсека Горбачева. Кто-то ему докладывает спокойным и будничным голосом: да, авария, но жертв и разрушений нет. Рядовое, в общем, событие… И до всех Он старался докричаться: «Люди! Пришла беда! Уже есть жертвы! И будут еще!»
И сам Он уже не человек вовсе, а нечто бестелесное и безголосое. И Его не видят и не слышат. Или не хотят слышать? Кем Он стал? Бесплотным, никому не известным духом…
А беда уже распространилась по всей земле. Она засевала горьким урожаем поля Украины, Белоруссии, России, Польши, Швеции, Норвегии. Тревожные телефонные звонки начали раздаваться в столицах многих государств.
А в самом Киеве зазвенели стойки радиоактивного контроля в атомном институте. Они звенели, как сумасшедшие. Это Он в них звенел, пытаясь достучаться к людям.
— Беда! Пришла беда!
Но и здесь Его не услышали. Неужели некому было слушать?
К Городу уже подтягивалась бесконечная колонна автобусов, чтобы вывезти из него душу — живое человеческое тепло. Здесь было все, что удалось собрать в миллионном Киеве, чтобы вывезти пассажиров в закрытых салонах: ЛАЗы, ЛИАЗы, «икарусы», «кубинцы», «пазики». По улицам метались люди, готовясь к эвакуации, на постах, поеживаясь от неизвестности, стояли милиционеры, недоуменно поглядывая вокруг и свято веря, что форма защитит их от неосязаемой, а значит, пока не страшной радиации.
Небо продолжали вспарывать вертолеты, забрасывая жерло ядерного монстра бесполезными тоннами свинца, доломита, песка, бора, тем самым еще больше усугубляя ситуацию.
Блок полыхал. Огонь поднимался выше вентиляционной трубы, а ее высота — полторы сотни метров. Страшная огненная метель выметала из разрушенного реактора все, что не было выброшено взрывом.
Выплеснутые из Города люди растеклись ручейками по окрестным селам и городкам. Ручейки дробились, брызгами долетая до самых окраин великой страны.
На лестницу, пытаясь подняться вверх, но на самом деле прыгая через ступеньку вниз, вставали все новые и новые люди…
* * *
«И вострубил третий ангел. И упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде „полынь“; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки»… Судьбы многих завершились столкновением с этой звездой. И воды стали горьки…
* * *
Прием в Российском посольстве во Франции гудел. Мужчины в строгих фраках и дорогих, тщательно отутюженных костюмах и белоснежных рубашках, со стаканами и без них, с сигаретами или с сигарами, стояли группами, обсуждая какую-либо политическую тему. Дамы в вечерних декольтированных платьях, увешанные драгоценностями, словно новогодние елки мишурой, говорили о мужьях, любовниках, боссах, детях и политике. Между всеми этими группами и группками бесшумно сновали официанты в малиновых пиджаках, разнося напитки, закуски и сладости. Четко выполняла свои обязанности служба безопасности, совершенно незаметная на первый взгляд. Все эти люди неторопливо двигались, жевали, пили, а самое главное — говорили, говорили, говорили… Собственно, для этого приемы и устраиваются: дать людям пообщаться, чтобы ФСБ записало их разговоры, а потом проанализировало. Шелуха тщательно отсеивалась сквозь тончайшее сито опытных сотрудников-аналитиков, которые вылавливали в этом словесном мусоре золотые крупинки информации.
