А тут еще герцог Урбинский взял больничный в связи с ранением, ушел в свой шатер и отключил телефон, чтобы его не доставали просьбами о консультации. Пытливые взоры солдат обратились на Хуана: мол, ты мастер полководец, ты и думай. Давай, командуй, чего делать-то? Чего делать – этого Хуан не знал. Никто же не мог предположить, что ему и в самом деле придется командовать войском. Спросить совета у нижестоящих чинов – западло: он же велик! Будет он еще советы от всякой шелупони слушать. Вот и слонялся вокруг Браччано, оправдывая свое бездействие тем, что гранаты у д’Альвиано не той системы и вообще хорошо бы еще артиллерии под стены подогнать, о чем так и написал в Рим.
Пушки когда еще придут, а между тем защитники крепости не только успешно держали оборону, но и даже, говорят, высылали свои отряды за стены. Такие отряды иной раз и до подступов к Риму добирались. Однажды Чезаре Борджиа вышел покурить в неглиже, так они его чуть не сцапали. Хорошо, что Чезаре уже привык выходить на перекур и в туалет с конем и эскортом, так что ему удалось вырваться из цепких лап врагов. Мысли Чезаре в отношении его брата легко реконструировать. Я думаю, кратко их можно выразить, используя знаменитую фразу министра иностранных дел РФ. Чезаре и раньше-то был недоволен, что папа все плюшки щедрой рукой отсыпает Хуану, а тут уж вообще озверел.
О дальнейших событиях вокруг Браччано злые языки рассказывают совсем уже какие-то непотребные вещи. Д’Альвиано сделал очередную вылазку, выбил осаждавших с передовых укреплений, а потом через брешь в стене выгнал осла, предварительно повесив на него табличку типа «Иду на переговоры с герцогом Гандийским». То есть имелось в виду, что осел – достойный собеседник для Хуана, равный ему по интеллектуальному уровню. Других дипломатов, как бы говорил д’Альвиано, у меня для вашего герцога нет. Остальные слишком для него умные, не потянет беседу. Получается, никакого уважения к своему сопернику Орсини и их родственники почему-то не испытывали. Под хвостом осла обнаружили письмо, содержавшее точную характеристику морального облика и полководческих способностей главнокомандующего папской армии. Еще обиднее стало, когда сторонники Орсини собрались с силами и двинулись на помощь осажденным. Пришли и расчихвостили осаждающих так, что пух и перья полетели. Хуан был ранен, герцог Урбинский взят в плен.
Папе пришлось заключить с Орсини мир. Правда, по условиям мира Орсини выражали свою сыновнюю покорность Святому престолу и вносили пятьдесят тысяч дукатов в папскую казну. Однако потребовали те же пятьдесят тысяч как выкуп за герцога Урбинского. Своего рода потлач[8] по-итальянски. Ну, Борджиа бы не был Борджиа, если бы не решил проблему в свою пользу: взнос он забрал себе, а выкуп повесил на семью герцога Урбинского Lucro![9]
Кто, быть может, подумал, что по результатам своих военных успехов Хуан получил от папы по ушам, тот явно не учитывает ни исторических, ни современных нам реалий. Хуан получил вовсе не по ушам, а орден. Его пышно чествовали как победителя и защитника правого дела церкви, перечислялись его выдающиеся заслуги перед отечеством и восхвалялись его недюжинные способности. Все это в торжественной обстановке, с музыкой и фуршетом.
На второй ступеньке пьедестала почета стоял Джованни Сфорца – актуальный на тот момент муж дочери папы Лукреции. И неважно, что в войне и последующих событиях он себя проявил как-то не очень. Разве что когда его родственник, миланец Лодовико Сфорца, опять метнулся на сторону французского короля Карла, Джованни остался верен папе, то есть тестю. Но я согласна, что Джованни надо было обязательно наградить, еще и молоко за вредность выдавать ежемесячно: быть мужем женщины из семьи Борджиа – уже само по себе достойно награды. Лишь бы не посмертно.
Третий награждаемый, конечно, не мог соперничать блеском с первыми двумя (особенно с самым первым). Потому что он привык не блистать, а дело делать. А это обычно не так интересно широкой публике, не так щедро оплачивается и не с такой помпой награждается. Гонасало де Кордоба был командирован Католическими королями в Неаполь, чтобы вместе с итальянцами гнать французскую армию из Италии. И очень успешно сражался: сначала партизанскими методами вроде захвата обозов, потом в открытых сражениях. В общем, удалось ему очистить Неаполь от французов. Потом еще и рядом с Римом подчищал за Хуаном то, что он напортачил в ходе своей славной военной операции. И вот такой человек остался фактически в тени Хуана. Гонсало не хотел даже на церемонию награждения являться, но его все равно догнали и благодарность выразили.
Потому что папа, хоть и чествовал сыночка в имиджевых целях, все же понимал, что на его способностях и талантах далеко не уедешь, желательно поддерживать настоящих специалистов. Семья семьей, преданность преданностью, но эффективно работать и победоносно воевать кто-то должен – и этот кто-то явно не Хуан. Вот врагов наживать – это да, это он первый. Не сказать, что это полезное умение: у папы и так врагов было достаточно.
В общем, как гласит известная цитата, «детей надо баловать – тогда из них вырастают настоящие разбойники!». Ну, или такие вот, я извиняюсь, гонфалоньеры. В данном случае это одно и то же.
Без единой улики, или Глухарь по-ватикански
Загадки истории я не люблю, но деваться от них некуда. К тому же детективные загадки – они все же поинтереснее, чем всякие там альковные тайны. В книге «Записки исторической сплетницы» я писала об одном загадочном и по сей день не раскрытом убийстве, совершенном в далеком прошлом, – убийстве Эми Робсарт, жены Роберта Дадли, фаворита английской королевы Елизаветы I, которая на самом деле была мужчиной. А вот теперь настал, я считаю, момент поговорить еще про одно убийство, не менее загадочное, не более раскрытое и с еще раньше истекшим сроком давности, невинной (ха-ха-ха! извините) жертвой которого стал фигурировавший в предыдущей главе Хуан Борджиа. И в случае с Эми, и в случае с Хуаном на вопрос о личности убийцы мы можем со всей уверенностью ответить: «А черт его знает!» И, как ни грустно, не придет Шерлок Холмс – или еще какой майор Черкасов – и не распутает эти дела на радость расположившемуся у экрана с попкорном невзыскательному зрителю. Потому что это, товарищи, жизнь, а не детективный сериал (глубокая мысль, правда?). И улики вряд ли всплывут через века, особенно если тщательно похерены заинтересованными лицами.
На этом сходство между двумя происшествиями заканчивается. Различий куда больше.
Во-первых, смерть Эми теоретически могла быть следствием не убийства, а несчастного случая или самоубийства. В истории с Хуаном девять колотых ран, перерезанное горло, утопление трупа в реке с заваливанием его камнями, чтоб не всплыл, как бы намекают внимательному эксперту-криминалисту, что, наверное, объявлять произошедшее несчастным случаем или самоубийством несколько преждевременно. Тем более – как же, дождешься от того Хуана, чтобы он самоубился. Там бы пол-Рима на радостях перепилось, чего уж там.
