голос!
– Веслав? – шепотом позвала она. – Веслав, это ты?
Вскрикнула птица, стая взмыла в небо, множество крыльев забилось, и в шуме этом услышала Вела снова, как кто-то зовет ее замогильным, холодным голосом:
– Вела…
Увидела она меж деревьев мелькнувшую красную косоворотку. Задрожали коленки, на глазах навернулись слезы. То тут, то там появлялся образ мужа мертвого, а Вела пятилась и пятилась до тех пор, пока спиной к стволу дерева не прижалась.
– Вела…
Обхватили ее руки холодные, заголосила она, забилась, вырвалась из цепких пальцев, побежала прочь. Ветви хлестали ее по лицу, на сарафан падали капли крови, но не замечала этого Вела, мчалась вперед, подворачивая ноги.
Чудом не сбившись с пути, она выскочила из леса, и сразу же поймали ее руки другие, теплые.
– Вела, Вела! Посмотри на меня! Что с тобой случилось?
Она спрятала лицо на его груди, расплакалась горько. Долго Некрас Велу успокаивал, все по спине гладил, по волосам, бормотал слова ласковые, лишь когда совсем стемнело, успокоилась она и сумела от него оторваться.
– Запачкала рубаху твою, – сквозь слезы проронила Вела.
На груди у него и впрямь разводы остались бурые: видно, рассекла одна из веток ей бровь. Отмахнулся Некрас, обхватил ладонями ее лицо и в глаза заглянул.
– Что напугало тебя?
– Не поверишь ты мне, – произнесла Вела.
– А ты попробуй рассказать все же.
– Муж мой в этом лесу похоронен, к нему я ходила, – нехотя призналась она. – И видела… Показалось мне, что стоит он за деревьями.
– Глупая, мертвеца испугалась? – Некрас вздохнул. – Не говорила тебе матушка, что бояться надобно живых, а не мертвых?
– Смеяться надо мной решил?
– Да где ж я смеюсь? – Некрас покачал головой. – Говорил я тебе, что плакать нельзя по покойникам, что плохо им там, когда живые слишком долго их не отпускают. Вот и мерещится тебе всякое. Пойдем, отведу тебя домой.
Вела кивнула, поплелась за ним, а сердце все никак не успокаивалось. Ладони вспотели, дрожали пальцы. Не могла она Веслава видеть, не могла! Сожгли ведь его на ее глазах!
У калитки замялась Вела, косу теребить принялась. Страшно ей было, ужасно страшно!
– Не останешься? – спросила она, когда Некрас уходить собрался.
– Приглашаешь? – удивился он.
– Пойдем, коль хочешь.
Вошли они в горницу, Вела свечи зажгла, подкинула дров в печь. Некрас на лавку сел, скромно руки на колени сложил.
– Поспишь на печи?
– Куда деваться, – с улыбкой ответил он. – Мешать не буду.
Вела с благодарностью ответ его приняла, ушла в ложницу, закрыла дверь. Покойно ей было: как-никак живой человек в доме.
Забралась она под одеяло и смежила веки, как вдруг почудилось ей снова, что зовет ее кто-то.
– Вела…
– Чур меня, – пробормотала она, крепко зажмурившись. – Уходи!
– Вела…
Услышала она тяжелые шаги, затем отворилась дверь. Кто-то к постели подошел, постоял рядом, а затем сел на краешек.
Задрожала Вела всем телом, в одеяло вцепилась. Гость невидимый ноги ее поглаживал, напевал что-то, а потом позвал нежно:
– Вела…
Не выдержала она, села резко, распахнула глаза и уяснила, что нет никого в ложнице, только ставни открыты.
Медленно встала Вела с постели, подошла к окну, а там, в лесу, огонек мерцает. То разгорается он, то исчезает почти. Поежилась она, схватилась за ручку и захлопнула ставни, а после заметила, что остался на ладони след черный. Вела потерла пятно и поняла, что зола это. Или пепел.
Как завороженная обернулась она и прижала руки ко рту, дабы крик сдержать.
От двери к постели цепочка черных следов вела. Человеческих.
Завопила Вела, выбежала из комнаты в горницу, с громким стуком упал Некрас с печи.
– Что? – выкрикнул он с перепугу. – Что случилось?!
– Приходил он! Снова приходил!
Обнял ее Некрас, баюкать принялся.
– Тише, тише, Вела. Пойдем посмотрим, что ты там увидала. Всех прогоню, кто бы они ни были.
Взял Некрас свечу, повел Велу в ложницу, и углядели они там следы. Не исчезли они, только побледнели.
– Чертовщина какая-то, – пробормотал Некрас. – Нечисть у тебя в доме завелась, Вела. Но ты не бойся, покуда я рядом, не тронет тебя никто.
– Как быть-то мне теперь? – тихо спросила она.
– Хочешь, буду каждую ночь приходить? Сторожить тебя буду, пока солнце не встанет.
– А спать когда?
– Так днем.
Вздохнула Вела. Знала она, что шутки с покойниками плохи, но никогда не думала, что ее любимый из Нави вернется, чтобы пугать ее.
– Ложись со мной, – предложила она. – И мне спокойнее, и ты поспать сможешь.
– Уверена? – с сомнением спросил Некрас.
Кивнула Вела, забралась под одеяло и к стене подвинулась. Некрас рядом лег, повернулся к ней и прошептал:
– Если увидишь что-то, разбуди меня.
Неловко ей было, но так она притомилась, что мигом уснула. Сон ей снился тревожный, пугающий. Душил ее кто-то руками огромными и хохотал, и от хохота этого мурашки бегали по коже.
Утром проснулась она уставшая, ни Некраса, ни следов нечисти не нашла в доме, совсем растерялась и весь день словно тень ходила. Наведались к ней Мила и Олена, но не открыла она им дверь, сказала, что захворала, и не соврала почти. Голова у Велы была тяжелая, горло саднило, будто она дымом надышалась. До самого заката слонялась по горнице, из угла в угол бродила, ныло сердце девичье.
Лишь заслышав стук в дверь, ожила она, кинулась отпирать и, увидев Некраса на пороге, бросилась ему на шею. Рассмеялся он, обнял ее, чмокнул в макушку.
– Заждалась ты меня, Вела?
– Плохо без тебя было! – выпалила она. – Места себе не находила!
– Теперь я с тобой, ничего не бойся.
До позднего часа они за столом вечер провели, обо всем на свете говорили. И так хорошо было Веле, так уютно. Все кошмары забывались, когда Некрас рядом сидел. И глаза его темные родными стали, и привычка голову к плечу склонять умиляла. Все чаще она его волос касалась, все реже одергивала руку, когда он сжимал ее в своих ладонях.
Ночами спал он подле нее, но, когда Вела просыпалась, Некраса уже не было в доме. Приходил он только затемно, где пропадал, она не спрашивала, а вскоре поняла, что живет от вечера к вечеру, лишь с ним рядом дышит полной грудью. Позабыло ее сердце Веслава, открылось оно чернобровому юноше, случайно встретившемуся ей на пути.
Некрас водил ее гулять, показывал цветы, что распускались только ночью, песни пел, звезды учил понимать. Она ему о своих горестях поведала, рассказала про мужа, рано ушедшего, про старших, что от нее отвернулись, а он все кивал, жалел ее. Дарил Веле Некрас украшения: то кольца серебряные, то бусы янтарные. Сперва не хотела принимать подарки, однако ж поверила, что он это от чистого сердца делает. Завела она шкатулочку и складывала туда украшения, дабы не потерять.
Подруги наведываться чаще стали, а Вела все чаще прогоняла их. В последний раз Олена не выдержала, всплеснула руками и сказала:
– Ты сама не своя, Вела! То как тень ходишь по улицам, то расцветаешь! Что сталось с тобой?
Не могла признаться Вела, что полюбила юношу едва знакомого, да еще и вскоре после смерти мужа. Стыдно ей было о своем счастье рассказывать.
– Придумываете вы всё, – ответила подругам Вела в тот день, – ничего в моей жизни не происходит.
Единственное, что омрачало дни ее, – это следы, что каждую ночь у постели появлялись. Сколько бы ни терла она их, не стирались они, а к утру пропадали. Окно тоже само собой открывалось, и видела она костерок вдали, но ночь за ночью продолжала запирать ставни, делая вид, что ничего не замечает.
По привычке Вела поджидала Некраса на крыльце, пила отвар с малиной, смотрела, как соседи заканчивают работу во дворах и уходят готовиться ко сну. Грела ее мысль о скорой встрече, щеки заливал румянец.
– Ждешь кого-то?
Некрас спрыгнул с крыши и отряхнул руки. Вела только головой покачала и в объятия его заключила.
– И когда ты туда забраться успел? – спросила она.
– Говорил же, летаю по небу. – Он рассмеялся. – Сегодня ночь особая, пойдем к реке?
– Пойдем! А что за ночь?
Не ответил он, потащил Велу за собой.
