дворян и детей боярских Рязанской и Елецкой земли, так и для донских, волжских, терских казаков, а тем более для русских южан – служилых людей Северщины и Черниговщины великороссы-москвичи являлись непонятными им, заносчивыми, экспансивными «москалями». И всё же суперэтническое[13] единство русских, сохраняемое в душе и в подсознании очень многих представителей простонародья, не иссякло полностью. Между повстанцами и москвичами начались переговоры. Московский посад выбрал из своей среды послов, которые явились в Коломенское 13 ноября.
* * *
В Коломенском на площади перед шатровым собором Вознесения Господня и на спуске к берегу реки собралось не менее трёх тысяч вооружённого люда. Тут и дворяне, и дети боярские, и боевые холопы, и стрельцы. Многие «верхи» – в сёдлах. Народ шумит, спорит. Люди собрались в круг близ стен собора. А в центре круга десятка полтора москвичей – посылов от Московского посада. Они стоят в длиннополых овчинных тулупах и шубах. Шапки сняты, крестятся на главу и Крест храма. Повстанцы и москвичи с любопытством рассматривают друг друга. Только во взглядах москвичей таятся опасливость и осторожность, а повстанцы смотрят на послов с некоторым вызовом и укором. Ляпунов и Сумбулов в кольчугах и накинутых поверх них короткополых овчинах негромко расспрашивают москвичей. Их окружают доспешные рязанцы. Правее их казаки с Беззубцевым и Юрловым. Левее, ближе к речному спуску – каширские, калужские и серпуховские служилые люди. Здесь же в окружении северских служилых людей Болотников. А почти у стен храма и на каменных крыльцах – Истома Пашков со своими епифанцами
– Или Шуйской – законный государь ести, что люди московския ему служити учали? – громко спрашивает Ляпунов.
– Законный, не законный, а татьбе и воровству не попущает, – отвечает седовласый бородатый московский купец.
– Яко прийдет законный государь Димитрий, ужо-т будеть вам – москалям, что верным воеводам и войску его противустоите! – с укором глаголет Беззубцев.
– Что ж по сю пору не явил ся зде средь воинства вашего? – спрашивает один из посадских в добротном овчинном тулупе.
– Бережёт ся государь наш Димитрий от ворогов тайных своих. Заговора остерегается! – громко и с вызовом отвечают ему донские атаманы.
– Отчего ж не показал ся еси, как прошлый год? Какого ж рожна беречися, коли Москва и стол царский – вот оне?! – пытают и вызнают москвичи, с хитрицой поглядывая на повстанцев.
Выйдя вперёд из среды окружавших его северцев, Болотников убедительно для всех восклицает:
– Сам аз не единожды видал и собеседовал с государем Димитрием во граде ляшском – в Самборе! Доподлинный государь наш есть Димитрий. Толико в монашеской сряде, и в латынском монастыре скрывает ся!
– Нет, тот должно быть другой! Государю Димитрию бысть убиту от Шуйских! Сами зрели убиенных – царя и Федьку Басманова – слугу его верного на Лобном месте, – отвечают ему московские посадские люди.
– Хто ж тогда у Самборе ся сокрывает? Сей с кем яз беседовал, добре про все московские дела ведает, многих вятших государевых мужей знает и на оных посылы деет, – с жаром доказывает Болотников.
– Слух есть то – не государь, а беглый дворянин московской Мишка Молчанов. Похож, стервец на государя Димитрия статью и голосом, но не ликом, хоть и бородавка у оного у носа. Но на Москве у государя ещё три двойника были! – отвечает седовласый московский купец.
– И кто ж таковы? – с интересом вопрошают Истома Пашков и его сподвижники.
– То сын боярский Барковский Ивашка и племянник князя Мосальского Стёпка. Толико бородавки аль бо родинки у переносья под десным оком не было у сих. Вот и бают, что убит был Ивашка Барковский. Но Ивашка тот жив и давно на Дон утёк, – поясняет седовласый купец.
А хто ж третий? – с интересом и хитрецой в глазах задаёт вопрос Беззубцев. При этих словах путивльского воеводы Юрлов поправил повязку на лице и отступил в задние ряды воинов.
– А третий – отвечает дородный посадский, – он – самый ближний к государю и ликом с ним схожий, и с бородавкой у переносья… То – расстрига Юшка Отрепьев! Сам оного не единожды лицезрел, – отвечает купец.
– И где ж он ныне? – спрашивает Болотников.
– А Господь его знает! – разводя руками, отвечает купчина. – Может и убит, а может где на Дону, аль на Тереку сокрывает ся.
Среди сотен воинов, окружающих послов вспыхивают сомнения, пересуды, споры. Московское посольство, казалось, ни с чем отправляется домой.
* * *
Восставшие и население южных городов верили в то, что Димитрий жив. Но молодой царь всё не появлялся в пределах России. Не имея возможности опровергнуть факт гибели царя Димитрия, восставшие толковали, что «де на Москве убит Росстрига Гришка Отрепьев, а истинный царь скоро явится народу». После неудачных переговоров в Коломенском с выборными от московского посада вожди повстанцев осознали, что отсутствие Димитрия может погубить всё дело. Болотников неоднократно писал в Путивль, требуя ускорить «возвращение» царя из Польши. Начиная с июня, путивльский воевода Григорий Шаховской многократно заявлял, что Димитрий идёт к Путивлю с большим войском. Но к осени его словам перестали верить. Тогда под давлением посадской общины Шаховской принял решение, отвечавшее ожиданиям народа. Он отправил гонцов на Дон к самозванному «царевичу Петру Фёдоровичу».
История «царевича Петра» корнями своими связана была с событиями 1605 года. Весной того года донские и волжские казаки приняли участие в важных событиях. Они захватили воевод, поставленных Годуновым в Царицыне, и привезли их в лагерь царевича Димитрия под Орлом, а затем вместе с царевичем выступили на Москву. Среди казаков был и ранее беглый холоп, а отныне казачий «товарищ» (служка) Илейка Коровин. Он стал лазутчиком казачьего отряда, вставшего на сторону царевича Димитрия. Летом 1605 года Димитрий вступил в Москву. Илейка оказался в столице вместе с отрядами казаков. Затем, когда воевода Иван Хворостинин был послан в поход уже молодым царём против астраханских воевод, оставшихся верными династии Годуновых. Илейка покинул столицу вместе с ним в Петров день (12 июля).
Хворостинин прибыл в Астрахань в конце лета 1605 года, а затем направил казачий отряд на Терек. Илейка попал в этот отряд и вместе с терскими казаками зимовал на Тереке. Деньги, полученные на царской службе, быстро разошлись, и с наступлением весны казаки стали думать о том, где вновь раздобыть деньги и пропитание. Войсковой круг стал обсуждать план похода на Каспийское море, «чтоб итти на Курь-реку, на море, громить турских людей на судех; а будет, де, и там добычи не будет, и им, де, было казаком к Кизылбашскому Шах-Аббасу служить». В случае удачи казаки
