способов, которыми я ошибаюсь. Я чувствую свое превосходство над этими людьми. Я из двадцать первого века. Гораздо более просвещенная, чем они. Это бред, конечно.
У меня есть преимущества современного мира. Думать, что это делает меня умнее — полная противоположность просвещенности. Это как смотреть свысока на человека, у которого нет высшего образования, потому что он не может позволить себе поступить в колледж. Грей — врач с несколькими степенями. Он настолько образован, насколько это возможно в этом мире.
Действуй осторожно. Не относись к этим людям как к первобытным обитателям пещер. Не думай, что тебе легко их одурачить, только потому что ты из будущего.
Под этим пронзительным взглядом все, что я могу сделать, это вернуться к работе. Спрятаться в заботах по дому. Говорить меньше. Работать больше.
Я развожу огонь. Возможно, не так, как он привык, но результат есть. От огня исходит жар, я прибираю очаг, а затем начинаю пятиться из комнаты. Он ест одной рукой со своего подноса и пишет.
Я уже почти сбежала, когда он говорит:
— Катриона?
Я замираю.
— Возможно, сегодня воскресенье, но мне все равно нужно работать сегодня, — говорит он.
Мой взгляд скользит по лавине бумаг и книг, заваливших его стол и рассыпавшихся по полу.
— О, — говорю я. — Хотите, я приберу ваше рабочее место, сэр?
Когда его брови хмурятся, я собираюсь заменить «рабочее место» на что-нибудь более подходящее для той эпохи, но он уточняет:
— Прибрать?
— Протереть, — уточняю я. — Разложить ваши бумаги и книги так…
— Вы не должны трогать мои бумаги и книги… — он останавливается и, кажется, с большим усилием приводит свои черты в нечто более мягкое. — Да, очевидно, вы страдаете от помутнения разума, и я позволю вам некоторую растерянность. Но чего я не допущу, так это любого вмешательства в мои вещи, особенно в мое «рабочее место», как вы его называете. Оно уже организовано, спасибо.
— Как скажете, сэр, — бормочу я.
Его взгляд устремляется на меня, предполагая, что мой тон мог быть немного дерзким.
Я почти смеюсь. «Дерзкая» — слово, которое ко мне никто никогда не применял. Я подозреваю, что здесь оно часто используется, особенно когда имеешь дело со спесивыми женщинами.
Я прикусываю щеку, чтобы не засмеяться. Я могла бы стать спесивой женщиной. Это заманчиво, в смысле жизненной цели. Хотя, наверное, в этом случае моя хорошенькая задница оказалась бы на тротуаре.
Я ожидаю, что взгляд Грея потемнеет. Вместо этого он расслабляется и даже приподнимает плечо, что может быть наполовину пожатыми плечами.
— Мое исследование важно, Катриона, и оно организовано к моему удовлетворению.
Это прозвучало смутно вежливо.
Стоп, он сказал исследование? Какие исследования проводит гробовщик? Я смотрю на бумаги, испытывая искушение приблизиться на дюйм. Затем я вспоминаю, что меня ждет завтрак, и продолжаю свое отступление.
Он откашливается:
— Катриона? У меня сегодня назначена встреча. С людьми, которые ожидают, что я буду выглядеть презентабельно.
— Ах, — я оглядываюсь, приседаю и поднимаю с пола его потерянный носок. — Я так понимаю, вам это понадобится.
Его губы дергаются? Должно быть, это мерцание газового освещения.
— Я считаю, что мне нужно несколько большее, чем это.
Пожалуйста, не проси меня одеть тебя. Пожалуйста.
Пока я колеблюсь, он хлопает себя по щеке, покрытой щетиной. Затем он указывает на умывальник. Рядом лежит опасная бритва.
Я бормочу оправдания. Я даже не знаю, какие именно, я просто бормочу.
Его глаза холодеют:
— Я полагаю, это ты убедила мою сестру, что нам больше не нужны визиты к парикмахеру. Тебе за это дополнительно платят, и если ты используешь свое умственное затруднение, чтобы уклоняться от выполнения своих обязанностей…
— Я сказала, что нет, сэр, — говорю я, и это звучит как я, детектив Мэллори Аткинсон, говорит своему сержанту, что он ошибается. Когда глаза Грея сужаются, я меняю курс: — Это мои руки. Они действуют неуверенно после случившегося, так что, если вы не хотите, чтобы вам перерезали горло…
Это не смена курса.
Однако он всего лишь смотрит на меня. Смотрит очень близко, как испарина на линии роста волос.
— Может ли эта надбавка быть вычтена из моего жалования, сэр? — говорю я. — Если вы настаиваете, я попытаюсь побрить, но я действительно опасаюсь, что могу причинить вам вред.
Он отстраняется, уже поворачиваясь к своей работе:
— Иди. Возьми поднос. Я сам справлюсь.
Он бормочет себе под нос. Я беру поднос с завтраком и смотрю на опасную бритву. Мне нужно это выяснить. Насколько трудно это может быть? Худшее, что я могу сделать, это оставить его лежать в луже собственной крови, и через день или два это может показаться не такой уж плохой идеей.
Мне кажется, я сдерживаю фыркающий смех, но Грей поворачивается, его прищуренный взгляд острый, как бритва.
Бормочу что-то неопределенно извиняющееся, делаю реверанс и выхожу из комнаты.
Судя по всему, сегодня воскресенье. Я узнала это от Грея, но упустила из виду значимость этого в Шотландии девятнадцатого века. Воскресенье означает церковь. Хотя это дало бы мне время от работы по дому, я не могу рисковать, посещая викторианскую церковную службу. Я гарантированно сделаю что-то не так. Когда я жалуюсь на свою «больную голову», ворчание миссис Уоллес говорит о том, что Катриона не такая уж постоянная прихожанка. Пропуск будет означать пару часов в доме в одиночестве, и я не могу завидовать ей с этим коротким перерывом.
Кроме того, она не будет одна. Грей тоже не посещает церковь. В его случае я чувствую, что это нормально — кажется, никто не ожидает, что он поступит иначе. В любом случае, я не могу воспользоваться этим свободным временем. Мне нужна каждая минута этого дня, чтобы закончить работу по дому.
Будучи подростком, я проводила лето за уборкой домов, когда моя неопытность означала, что либо это, либо телефонный маркетинг. Пока я чистила чужой туалет, я успокаивала себя, что когда-нибудь найму людей делать это за меня. К двадцати годам я могла позволить себе еженедельную уборку, благо у меня была достойная работа и не было иждивенцев. Тем не менее, когда я надевала пару резиновых перчаток и брала в руки щетку, я возвращалась в мир, где я могла отключить свой мозг и положиться на мышцы и мышечную память.
Я нахожу утешение в уборке. Я начинаю дело, и покуда я занимаюсь им, я вижу результаты. Организованные полки. Сверкающие полы. Блестящие стены.
Вот так я начинаю свой день уборки. О, это сложнее, чем дома, где я могу нажать на кнопку своего робота-пылесоса. Даже
