невероятный воспитательский талант. Клава Семёновна уже вырастила двух сыновей. И теперь отдавала свою заботу постояльцам лагеря.
— А смысл? — выдохнул Валентин Фарисович: — Мы должны банку двести тысяч рублей. А за смену заработаем, дай бог — двенадцать тысяч. Это и то, если очень сильно повезёт.
— Может, рефинансируем? — поинтересовалась медицинская сестра — Поспелова Дарья Клементиновна. Бабуля — божий одуванчик!
Но поскольку выросла в семье «блокадников Ленинграда», могла и за себя постоять. И за детей. И за всех своих близких. Да и за Империю, если придётся. Умела делать жгуты и прессы из 24 видов растений. Имела богатый опыт выживания в лесу. Ну, просто Дарья Клементиновна страдала жёсткой формой лунатизма и частенько покидала лагерь, сама того не зная… А в целом — очень хорошая бабуля! И все дети её обожали.
— Мы уже в чёрном списке! Какое ещё рефинансирование? — вздохнула педагог-организатор, а также воспитатель и педагог программы — Рязанских Кристина Петровна. Кстати, одна из самых юных сотрудниц экипажа! Дело в том, что Кристина Петровна очень любила детей. А вот дети её — не очень. Вернее, далеко не всем нравилось, когда их тискали и щекотали до смерти. А ещё дети не сильно любили, когда с ними разговаривали, как с прислугой…
Дело в том, что юная леди сбежала из очень богатой семьи, поэтому «синдром принцессы» из неё было невозможно выкурить ничем. Вообще.
Но выбора не было, поэтому все её терпели. К тому же, с организационной работой Кристина Петровна справлялась на ура!
— Может к бандитам обратимся? — предложила Прасковья, единственная вожатая и вторая самая молодая сотрудница «Ясного солнышка»: — Они точно дадут!
— Чтобы нас всех потом в Каму на корм рыбам отправили? — заунывным тоном спросил Валентин Фарисович: — Нет. Боюсь, что это — конец. И лагерь у нас отберут. Помочь нам в этой ситуации сможет только бог.
— Нет его… — фыркнула Клава Семёновна и хрустнула мощными кулаками: — Может… ограбим банк?
— Ага. Или договоримся с Етти? А может… обратимся к инопланетянам? М? — недовольно отозвался директор и начал накручивать свои три волосины на палец: — Нет, друзья мои! Это точно конец. И для меня была большая честь рабо… — Валентина Фарисовича перебил звонок мобильника: — Кого там нелёгкая принесла… Да ещё и в шесть утра? О… Ничего себе! Привет, Пушистик! Давно не слышались!
— Здорова, Лысый! — отозвался голос кота из динамика: — Слушай… А, ты до сих пор работаешь в том детском лагере, который по дороге на Кукуштан?
— Да, конечно! А, что случилось?
— В общем, у меня проблемка. Сможете взять к себе триста двадцать четыре ребятёнка? Буквально до октября. Мой друг предлагает четыре сотни за это.
— Четыреста рублей? — удивился Валентин Фарисович.
— Тысяч, оболтус! — возразил Семён: — Так, что? Потянете?
— К-к-к-конечно, потянем! У нас и смена, как раз… закончилась. А, что за детишки? — в сердце директора зажглась надежда.
— Сироты. У них сегодня ночью дом на Липовой сгорел. Друг пока ищет, куда их переселить. Да и с сотрудниками хочет разобраться. В общем, процесс не быстрый. А жить им, где-то надо.
— Когда вас ждать?
— Ну… Автобусы с «Искры» мы уже пригнали. Так что, думаю, будем у вас через сорок пять минут. Если, конечно, в утреннюю пробку не встрянем.
— Дети голодные?
— Слушай, думаю — да! Получится, что-нибудь сварганить по-быстрому?
— Получится! — едва ли не рыдая от счастья, выдохнул Валентин Фарисович: — Мы ждём. Ждём, Сёмушка…
— Отлично! Спасибо, Лысый. Ты реально хороший друг. — ответил кот и закончил вызов.
Директор, вытирая слёзы, медленно поднялся из-за стола:
— Клава… Срочно звони Зойке! Пускай летит сюда, как можно быстрее. Нам нужен повар! Даша… Вызывай Прокопьевича! Чтобы живо летел и начинал готовить комнаты.
— А, что случилось то? — удивлённо спросила Кристина Петровна: — Неужели бог есть?
— Лучше! — высморкавшись в бумажный платок, ответил Валентин Фарисович: — Кот есть…
Глава 3
Люди очень зависимы от своих эмоций. И их в этом можно понять.
Когда я впервые почувствовал то, что ощущают гуминиты — это было волшебно! Такая невероятная палитра эмоций, которая могла, как убить, так и возродить.
Наверное, для Ультиматов это, что-то сродни наркотику. Мы чувствуем. Наслаждаемся новыми эмоциями и ощущениями. Нам приятно. И мы хотим ещё… Но, чем дальше ты заходишь, тем тусклее становится всё вокруг.
Люди восхваляли любовь. Пели о ней песни. Писали книги и стихи. Снимали кино…
Это действительно очень мощное чувство, которое генерирует огромное количество последствий, типа той же самой привязанности или желания заботиться о своей «половинке», как говорят местные.
Но к великому сожалению, это чувство серьёзно ослабляет людей. Делает их уязвимыми. Сводит с ума…
Потехина тоже можно понять. Он был готов на всё ради той, которую искренне любил.
Но это не отменяло того факта, что дурак УКРАЛ МОИ деньги. А, каким бы безумным ты ни был — чужое брать нельзя!
«Сказал тот…» — усмехнулось моё подсознание: — «…что украл ресурсы и энергию Мегарда, чтобы построить новый мир для гуминитов.»
А вот и нет! Это совсем другое…
— Точно хочешь пойти? — поинтересовался я у Карины, которую мы взяли с собой, как консультанта и помощника для закупа.
— Точно. — уверенно заявила она: — Я обниму Дядю Фофу и он тут же вспомнит меня!
— Учти. Я тебя потом успокаивать не буду. — холодно произнёс я.
— Я буду. — поднял руку Семён, сворачивая на парковку пермского морга.
В жутковатом здании нас встретила странная молодая особа, которая зажалась в угол и держала перед собой крест из двух деревянных линеек.
— Доброе утро! — с улыбкой поздоровался я: — А, где мы можем найти Господина Журова?
— Он там… Чуть дальше… Вторая дверь, после комнаты отдыха… — трясущимися от страха губами, тихо ответила таинственная незнакомка.
Память бывшего хозяина тела тут же выдала ассоциацию с фильмами про вампиров. Мол, этих кровососущих существ отгоняли чесноком, святой водой и крестами.
— Благодарю. — кивнув, произнёс я, и мы направились дальше.
Всё же, крайне удивительное место. Не считая страха юной девушки, здесь не было совершенно никаких эмоций! Даже небольших отголосков, которые попадались в отеле, на заводе, или в квартире. Тишина и спокойствие.
— Доброе утро? — я первым заглянул в кабинет.
В чёрном кресле восседал мужчина средних лет. Белый докторский халат, жутковатая ухмылка, покрасневшие от лопнувших капилляров белки диковатых глаз. Ощущение, будто мы пришли на рандеву с маньяком.
— Кому как. — просиял незнакомец: — Журов Пётр Ильич. А вы? Граф Осокин?
— Он самый.
Из-за двери, что находилась в углу комнаты,
