— Послушай, а у него самого загулов не ручалось? — спросил Котельников-старший. — Ну, знаешь, нервное напряжение, тысячи переживаний… Может, его семья уехала, а он позволил себе чуть-чуть отпустить поводья? Ну, чтобы расслабиться и с новыми силами впрячься в работу?
— Нет, на него непохоже, — покачал годной Николай Христофорович. — И не пахло от него, и вообще… Когда человек запивает, то это сразу же по тысяче мелочей становится заметно, едва к нему в дом войдешь! Нет, неприятности у него, причем эти неприятности он хочет скрыть от посторонних… Но чтобы кто-то из местных с ним в контры пошел? Да его свои же урезонят, прежде чем он отправится Никиту жечь! С той давней поры до них доперло, что Никита для них — источник дохода, если кто хочет подзаработать, и Никита очень умно пользовался этим рычагом и так вдолбил им в головы, что без него они нигде больше не заработают, когда срочно деньги нужны, что теперь никто во всей округе не позволит, так сказать, зарезать курицу, которая несет золотые яйца!
— Есть еще один вариант! — выдвинул новую версию Петькин отец. — Допустим, жена от него не на два дня уехала, а насовсем? Надоели ей хуже горькой редьки тяготы фермерской жизни, вот она и заявила — или возвращаемся в город, или разводимся, и тогда оставайся один со своей фермой и целуйся с ней?
— На Алену непохоже… — призадумался Николай Христофорович. — Впрочем, кто их разберет, этих женщин! А знаешь, — провозгласил он, — ведь ты, вполне вероятно, в самую точку попал! И если так, понятно, почему у него работа не клеится и почему он старался от нас поскорее избавиться! Ему теперь любой человек в тягость, ему надо побыть одному, чтобы горе свое переварить… В общем, заглянем к нему на обратном пути, и если ты прав, то он нам все расскажет, потому что за недельку первая боль уляжется и ему, наоборот, собеседники будут нужны, чтобы поплакаться!
Ребята жадно слушали разговор, не пропуская ни единого слова. Им стало заранее жалко бедного Никиту!
Николай Христофорович примолк на некоторое время, потом поглядел вперед.
— А мы, заболтавшись, и не заметили, как почти весь путь прошли! — сказал он, встряхивая головой, словно пытаясь отогнать настырные мысли о Никите. — Нам во-он туда!
Он указал на дальний берег, где сквозь зелень смутно белели очертания домов, шпиль колокольни, купола двух церквей и уже различима была пристань, располагавшаяся возле устья впадавшей в Волгу небольшой речушки… Хотя так ли мала эта речушка на самом деле, трудно было сказать — ведь рядом с Волгой любая речушка казалась маленькой!
— Очень славный городок, — продолжил Николай Христофорович. — Хотя на большинстве карт его не найдешь, а уж в туристских справочниках тем более! Его название мало кому говорит что-нибудь… А ведь некогда был славен и знаменит!
Они наискось пошли через Волгу к городской пристани. Николай Христофорович насвистывал какой-то мотивчик, остальные молча вглядывались в незнакомое место, которое быстро приближалось.
Они вошли в устье речки и, лавируя, протиснулись между двух причалов. Причалов было много, и они напоминали гребенку, и все они были старыми и выцветшими, лишь кое-где была приколочена новая доска взамен совсем истлевшей старой. Эти новые доски выделялись на общем сером фоне золотисто-желтыми полосками — будто кто-то разбросал золотистые клавиши в случайном порядке.
Смотритель пристани поспешил по мосткам причала, чтобы принять у Николая Христофоровича канаты и помочь пришвартоваться.
— А, командор! — бодро окликнул он. — Поздравляю вас с возвращением из дальнего плавания!
— Поздравления принимаю! — так же бодро отозвался Николай Христофорович. — Погоди минуту, у меня для тебя подарок есть!
Он нырнул в каюту, а Котельников-старший, пятеро друзей и Бимбо выбрались на причал.
— Почему вы называете Николая Христофоровича «командором»? — спросила Оса у смотрителя пристани.
— А кто же он еще есть? — ответил тот. — Самый что ни на есть командор — вы только на него поглядите! И фамилия подходящая! Был командор Беринг, а он — командор Берлинг! Практически одно и то же!
Ребята подумали, что правда Николаю Христофоровичу очень подходит обращение «Командор Берлинг» и что впредь им надо почаще так его называть.
— Позвольте полюбопытствовать, — поддерживая суетливо-старомодный тон, заданный обращением «командор», обратился к смотрителю пристани Котельников-старший, — как прикажете вас величать?
— Отставной мичман Гурий Федотович Захарчук! — отрапортовал смотритель пристани. — К вашим услугам!
Тем временем командор Берлинг выбрался из каюты и перепрыгнул с яхты на причал.
— Вот, держи! — Он протянул отставному мичману Гурию Федотовичу прямоугольный сверток.
— Что это? — удивился отставной мичман.
— То, чем ты так интересовался. И внучка твоя — поболее твоего.
— Ааа… — Гурий Федотович поспешил развернуть сверток. Увидев цветастую коробку с профилем Моцарта и надписями по-немецки, он поглядел на Николая Христофоровича с восторгом и недоверием. — Значит, это и есть марципаны?
— Они самые. В шоколаде! А вот, — Николай Христофорович вручил ему марципановое сердечко, запакованное в прозрачный полиэтилен, — в чистом виде, с цветным рисунком!
— Надо же! — Отставной мичман покачал головой. — Действительно, похоже на наши расписные пряники… В прошлый приезд, — объяснил он ребятам и Котельникову-старшему, — моя внучка стала выпытывать у командора, что такое марципан. В книжках, понимаешь, читала, а в глаза никогда не видела. Да и мне как-то видеть не довелось, хотя я и много плавал. Командор постарался сперва объяснить, потом рассмеялся и сказал нам, что привезет эти самые марципаны. Я думал — забудет, ан нет… И немецкие! Небось здорово потратился?
— Да ну! — махнул рукой Николай Христофорович. — В Москве этого добра сейчас навалом… Так мы прогуляемся по городу, а яхту под твой присмотр оставим! — быстро перевел он разговор на другую тему, явно желая избежать благодарностей.
— Уж не беспокойтесь! — с жаром заверил Гурий Федотович. — Когда вас ждать?
— Может, к вечеру, а может, мы эту ночь в гостинице проведем. Надо ж показать гостям здешнюю гостиницу… Но если на ночь останемся, то я подойду тебя предупредить. Не знаешь, Автоматыч на месте?
— Где ж ему быть, все возится…
— Отлично! Да, и еще одно… — Командор взял мичмана под локоток и отвел в сторонку. — Извините, — на ходу извинился он перед своей командой, — тут наши дела, так что не обижайтесь, но нам нужно наедине обсудить.
Он пошушукался с отставным мичманом — совсем недолго, от силы минуты две.
— Сделаем! — вслух произнес мичман, когда обсуждение закончилось. — Не бойтесь, не подведу!
— Совсем хорошо! — И командор Берлинг весело кивнул своим путникам: — Пошли!
— Куда мы идем? — с любопытством спросил Саша, с трудом поспевая за размашистым шагом командора. — К Автоматычу?
