люстра, подвешенная на пару ржавых цепей мало того, что производила страшное впечатление, будто стоит только пройти под ней, как она тут же свалится на голову, так еще и горела только на треть. Свечи, которые расставлены на ней, в большинстве своем сгорели до основания.
Кстати, под люстрой так же обнаружилось здоровенное пятно жирного воска. Что тоже не прибавляло приятных впечатлений.
В зале было три больших, практически в мой рост, окна, вот только толку от них не было никакого. Вместо привычных стекол в них было вставлено что-то полупрозрачное и мутновато-коричневое, как илистый ручей.
Что это? Слюда? Очень похоже на то.
Прибавьте к этому и без того удручающему виде кучу барахла и хлама, который инквизиторы вытащили из кладовки и разбросали по всей таверне и вы поймете почему у меня как минимум на пару минут просто разбежались все слова.
– Мда… – наконец, смогла выдавить из себя я.
Пожалуй, это место было худшим, среди всех, в которых я работала. Даже кафе с нелепым названием “Рюмашка-Барабашка” – первое, в которое я попала после работы в столовых, не производило такого гнетущего впечатления. А ведь то место я старалась даже не вспоминать…
– Что там? – протиснулся сбоку Сома, подставив под мою руку свою пушистую макушку.
– Ужас там, – подытожила я, перебирая пальцами его мягкую шерстку.
Хм, а это успокаивает. Ощущения от поглаживания Сомика были такими приятными, что продолжая смотреть на всю эту свалку, я уже не чувствовала такой обреченности. Скорее, умиротворение и твердую уверенность, что мы обязательно приведем все в порядок.
Иначе и быть не может.
– Так, – засучив рукава, я направилась к ближайшему столу, – Давай для начала разберем здесь все. Отнеси пока все грязные тарелки на кухню, их надо будет хорошенько отмыть. А я займусь остальным.
Продолжая ворчать, что я жестоко обращаюсь с животными, Сома неохотно прижал к своей пушистой груди тарелки и понес их на кухню.
– Я так всю свою шерстку запачкаю, – вздохнул он, страдальчески косясь на меня зеленым глазом.
– Ничего страшного, сейчас мы все уладим, – успокоила я его, потому что среди гор мусора, который выгребли инквизиторы, я как раз видела кое что подходящее, – Иди сюда.
Кот нехотя подошел, кидая на меня настороженные взгляды.
– Чего ты там опять придумала?
– Да успокойся, ничего страшного. Почему ты будто всего боишься?
– Психологическая травма, – тяжело вздохнул Сома и, в отличие от предыдущего напускного страдания, сейчас он выглядел по-настоящему несчастным.
– Ну-ну, ты чего? Что с тобой случилось такого? – я снова погладила его по голове, почесала шейку, отчего Сомик даже легонько заурчал.
– Да ничего, – махнул он хвостом, – что ты там хотела?
Я вытянула из-под бесполезного хлама в виде старых кастрюль и битых горшков кусок ткани и развернула перед ним.
– Та-дам.
– Что это? – наклонив голову то в одну, то в другую сторону, пристально рассматривал мою находку Сома.
– Фартук, – обиженно ответила я, – Неужели, Тиана никогда не надевала его?
– Неа, – с сомнением покачал головой Сома, чем ввел в меня на пару секунд в ступор, – А для чего он?
– Для того, чтобы шерстку не пачкать, – усмехнулась я, повязывая неожиданно белоснежный фартук с желтыми рюшками по краям на Сому.
Фартук выглядел так, будто им никогда не пользовались. Чистеньким и аккуратненьким. Но еще лучше в этом фартуке выглядел сам Сома. Прямо как настоящий кот-домохозяин.
Сома задумчиво посмотрел на фартук, покрутился и так и эдак, и будто бы улыбнулся. По крайней мере, голос у него звучал более довольно.
– А что, неплохо, – подытожил он.
– Не просто неплохо, – всплеснула я руками, – Его будто специально для тебя шили.
От моей похвалы Сома аж заурчал. А потом, мурлыкая что-то под нос, продолжил убирать со стола грязную посуду. Но на этот раз делал это уже с большей охотой.
Я же занялась тем, что стала разбирать хлам, натащенный инквизиторами. В большинстве своем это был полнейший мусор, ни на что не годный. Вроде дырявых проржавевших сковородок, ковшей и кастрюль. Битых горшков, пробитых деревянных кружек и чарок. Создавалось такое ощущение, будто отец Тианы испытывал ужас от одной только мысли о том, чтобы отнести старый ненужный хлам на помойку.
В этом он мне напомнил деда Антона. Тот тоже захламил свою веранду всяким мусором. Причем, каждый раз когда его дочь упрашивала его выбросить все эти ржавые тазы, одинокие лыжи и прожженные занавески, тот грудью вставал на защиту своего хлама. Мотивировал свое нежелание выбрасывать все это дед Антон одной железной фразой: “А вдруг это пригодится?”
Но, так как я не дед Антон, то решила раз и навсегда разобраться со всем этим барахлом. Организовала три кучки.
В первую отправлялось то, чему не найти применения даже на пьяную голову – безбожно испорченная кухонная утварь, раскуроченные масляные лампы, стоптанная до дыр обувь (что важно, сплошь по одному ботинку… отец Тианы одноногим был, что ли?), покрытые подозрительными черными пятнами тряпки и книги.
Во вторую – то, что можно было использовать частично, например, колченогие стулья и раскуроченные ящики пойдут на растопку, дырявые мешки можно зашить и что-нибудь в них складывать.
А вот третья оказалась самой небольшой – там были предметы, которые действительно были нужны. К сожалению, из всего это оказалась лишь связка свечей и то самое зеркало, в которое я смотрелась.
Но было кое-что еще, чего я просто не знала в какую кучу отправить. И было это чучело того самого зайцеленя, о котором мне говорил Сома. Я задумчиво вертела его в руках, а зайцелень грустно смотрел мне в глаза, будто сознательно вызывая жалость.
– Ладно, – протянула я, с сомнением отставив его в сторону, – Потом придумаю что с тобой делать.
– Слушай, а с деньгами что делать? – вдруг отвлек меня от уборки Сома.
Я подняла голову и только заметила, что возле некоторых мисок лежали монетки. Видимо, их оставили те посетители, которые ушли пока на меня орал Баран.
– А сколько их там?
Глупо было надеяться, что их окажется больше, чем та сумма, которую оставили каменщики, но в нашем положении любые деньги уже будут хорошим подспорьем.
– Сорок три фуриала, – отозвался кот, – Вместе с теми, которые лежат на кухне… – он замялся, явно подсчитывая сумму.
– Двести
