забота о себе, медитация, исцеление. Когда я ем пирожное, печенье или тортик, я точно знаю, что робкой, запуганной Элен больше нет. Я уверена в себе и ем сладкое, когда и как заблагорассудится.
Не попросить ли еще кекса? Мне стало лучше, хотя не на все сто процентов, и лишний кусочек поправит дело.
Но тут я замечаю через окно витрину книжного магазина, и до меня доходит, что я могу убить двух зайцев одним выстрелом: побалую себя покупкой – книги всегда поднимают мне настроение, – а заодно поищу что-нибудь о том, как писать художественную литературу, ведь на Аляску я приехала работать над собственным романом.
Выходя из кафе, я прохожу мимо парня, который оказался не Мерриком, и с улыбкой желаю ему хорошего дня. Он вздрагивает в растерянности, не зная, что отвечать, а мне и горя мало. Новой Элен все нипочем.
Себастьен
Я живу в часе езды от Рыбной Гавани – люблю тишину и уединение, когда я не на судне, но перед тем как ехать домой, заскакиваю в книжный магазин на центральной улице. Я всегда ношу с собой книгу в мягкой обложке, чтобы не скучать в какой-нибудь очереди. Я слишком старомоден, чтобы пялиться в экран, у меня даже сотового нет. Кроме того, чтение напоминает о моей давней работе в издательстве.
Когда я открываю дверь «Книжной верфи», звенит колокольчик. У входа уютно пылает камин, чтобы посетители могли разморозить пальцы. Во входную дверь вставлено круглое окошко-иллюминатор, а стены выкрашены в бело-синюю полоску. С потолка в центре главного зала свисает десятиметровый Моби Дик из папье-маше.
Анджела Мэннинг, седовласая хозяйка книжного, поднимает взгляд от романа, который читает за кассой.
– Здравствуй, Себастьен. Рада тебя видеть. Нужна помощь?
– Да. Я ищу пару книг…
Я умолкаю на полуслове: из-за полок выходит пожилая пара, Маргарет и Эндрю Уллулак, и медленно движется к кассе. На старушке – фиолетовый свитер ручной вязки, на ее спутнике – такого же цвета подтяжки. Они всегда одеваются в тон. Старички держатся за руки, а в свободной каждый держит по книге.
Анджела испускает глубокий восхищенный вздох.
– Просто не верится! Сегодня у них шестьдесят пятая годовщина. Знаешь, они познакомились в книжной лавке. Теперь на каждый юбилей они приходят сюда и дарят друг дружке по книге. Правда чудесная традиция? Хранят ее шестьдесят пять лет!
Я закрываю глаза: тело пронзает острая боль, будто лезвие рассекает парусину. Годовщины чужих свадеб напоминают, что мы с Джульеттой не сможем прожить вместе и пяти лет, не говоря уже о шестидесяти пяти.
Я все бы отдал за возможность состариться вместе с Джульеттой, поддерживая милые юбилейные традиции, и в конечном счете мирно скончаться в объятиях друг друга. Или просто за возможность умереть, чтобы покончить с проклятием.
Я надеялся, что разорвал порочный круг, когда ушел от Эйвери Дрейк в далеком тысяча девятьсот шестьдесят втором году. Наши пути пересеклись в Кении – Эйвери, фотограф дикой природы, собиралась отправиться на сафари, а я работал картографом и получил задание обновить русла рек на картах Африки. Как только общие друзья познакомили нас в том кафе под пальмами в Найроби, я сбежал и бросил работу.
Эйвери стала знаменитой. Я намеренно не читал новостей о ней, чтобы не поддаваться соблазну вновь ее найти, но время от времени натыкался на одну из ее фотографий – то на обложке National Geographic, оставленного кем-то на столике в кафе, то на плакате в витрине мебельного магазина, а однажды – на наборе памятных марок, выпущенных почтовой службой США после ее смерти.
К моему огромному облегчению, Эйвери Дрейк скончалась в пятьдесят с лишним лет, прожив в два раза дольше, чем большинство реинкарнаций Джульетты. И, что еще более важно, это произошло через тридцать с лишним лет после нашей встречи.
Я верил, что наконец разрушил проклятие. Надеялся, что смогу наконец умереть. Не вышло.
И вот передо мной Маргарет с Эндрю, пара, которая провела вместе столько счастливых лет. Мне остается только мечтать о жалких крохах их счастья. Они покинут этот бренный мир вместе, а я останусь в ловушке, в бесконечном лабиринте горя.
Анджела, поглощенная наблюдением за счастливой парой, не замечает моих страданий. Когда старички приближаются, я с улыбкой делаю шаг в сторону и пропускаю их к кассе.
– Поздравляю с юбилеем, – говорю я им.
– Спасибо.
Маргарет с Эндрю обмениваются влюбленными взглядами.
– Поверить не могу, что мы столько лет вместе, – произносит старушка.
– О, я знал, что так будет, дорогая, – отвечает ее супруг. – Я всегда знал, что мы превратимся в двух невыносимых старых ворчунов.
– Мы не ворчуны, – хихикает, как девчонка, Маргарет.
– Нет, – кивает Анджела. – Вы самые лучшие, и все мы мечтаем быть похожими на вас.
Маргарет краснеет.
Я поворачиваюсь к камину, обхватив себя за плечи, будто хочу согреться, а на самом деле просто пытаюсь взять себя в руки. Я рад за них, честное слово. Просто мне отчаянно жаль, что у меня такого никогда не будет.
Звон колокольчика возвещает об уходе юбиляров.
– Так какие книги ты хотел, Себастьен? – переспрашивает Анджела.
Я возвращаюсь к реальности.
– А, да, книги.
– Ты сказал две?
– Гм… ага. «Первые пятнадцать жизней Гарри Августа», автора не помню, и «Перебои в смерти» Жозе Сарамаго.
– Сарамаго? – Анджела начинает искать книги в каталоге на компьютере. – Тот, что стал лауреатом Нобелевской премии по литературе?
– Да.
Ее губы изгибаются в улыбке.
– Начитанный рыбак-философ! Себастьен, я в жизни не видела более странного краболова!
Я дергаю плечом. Какой есть.
Анджела просматривает названия на экране.
– Гарри Августа, похоже, придется заказывать. А Сарамаго в наличии. Та, что ты назвал, и «Слепота».
– «Слепота» – классная книга. Я читал ее много лет назад в оригинале.
Она прищуривается.
– Ты знаешь португальский?
– Шутка. Читал в колледже, в переводе, конечно.
На самом деле я говорю на португальском, как и на многих других языках, которые освоил, живя в разных странах, просто стараюсь не афишировать этот факт.
– Так, говоришь, Сарамаго есть? – спрашиваю я со всей беспечностью, на какую способен.
– Да, посмотри в секции художественной литературы, третий ряд.
– Спасибо.
Анджела кивает и вновь принимается за свой роман. Я прохожу в глубину зала, чтобы отыскать нужные книги, но, когда оказываюсь у нужной полки, меня вдруг пронизывает холод, и волоски на руках встают дыбом. Я чувствую на губах вкус медового вина. И замираю.
Из-за угла, уткнувшись
