мы обычно обходили стороной.
Я пожала плечами. Уже чувствуя, как хмель ударяет мне в голову, я все равно опрометчиво допила свой эль и схватила последнюю полную кружку, которую передо мной поставили.
– Не знаю, – сказала я. – Это заманчиво, но…
– Тебе бы хотелось стать его женой, а не ученицей, – с ухмылкой перебил меня Брессинджер.
Я отшатнулась, будто мне отвесили пощечину.
– Перестань, – сердито огрызнулась я. Сэр Радомир, сидевший рядом со мной, гоготал, как подросток.
Брессинджер подмигнул мне и спрятал улыбку за кружкой. Но улыбка показалась мне какой-то фальшивой и неуверенной. Он не в первый раз поднимал эту тему. Казалось, будто он хочет слышать, как я все отрицаю, но выходило так, что чем чаще он подначивал меня, тем больше я об этом думала. Про себя я решила: Брессинджер просто боится, что я отниму у него сэра Конрада.
Я стиснула зубы.
– Мои отношения с… – начала было я, но меня снова прервали – на этот раз грузный мужчина, который, едва передвигая ноги, приблизился к нашей нише и остановился у стола.
– Дружище, откуда ты? – спросил незнакомец, тыча пальцем в Брессинджера. Его лицо было грубым и бородатым, голова лысой; на ногах он стоял нетвердо и, похоже, был вдребезги пьян. Судя по виду, незнакомец был родом из южных провинций Империи, возможно, тоже из Грозоды.
Брессинджер развязно улыбнулся ему и поставил кружку на стол.
– Из Грозоды, приятель, – ответил он, произнеся последнее слово на низком саксанском наречии. Из-за его акцента оно прозвучало смешно.
– Я заметил, – сказал незнакомец.
– Это еще что значит? – завелся сэр Радомир, но Брессинджер жестом успокоил его.
Незнакомец указал на культю пристава.
– Руку ты в Рейхскриге потерял?
– Нет, – все так же весело ответил Брессинджер.
– Чего тебе надо? – спросил незнакомца сэр Радомир. – Мы тут вообще-то разговариваем.
– Грозодцы сюда редко заходят, – продолжал пьянчуга. Он смотрел на нас осоловелым взглядом, и мне почудилось, что я даже со своего места чую смрад его перегара.
Осмелев от выпивки, я уставилась незнакомцу прямо в глаза и раздраженно сказала:
– Уйдите, пожалуйста.
Брессинджер и сэр Радомир рассмеялись. Незнакомец – нет.
– Ты был в Кьятаканском лесу? – прямо спросил он Брессинджера.
Я недоуменно нахмурилась.
– О чем вы?
– Да заткнись ты, малявка, – рявкнул он.
Сэр Радомир хотел было вскочить на ноги, но Брессинджер протянул руку и остановил его.
– Нет, меня там не было, – сказал он. – Я стал легионером только через год. – Пристав указал на бар. – Пойдем, я тебя угощу.
– Я тебя узнал, – настаивал незнакомец. Он пошатнулся. – Ты убил моего товарища. Перерезал ему горло.
Брессинджер демонстративно глянул ему за спину.
– Ты здесь один, дружище?
– Признавайся! – внезапно заорал пьянчуга. Я вздрогнула, но Брессинджер и сэр Радомир не шелохнулись.
– Проваливай давай, – велел ему бывший шериф, кивком указывая на дверь. – Мы здесь не для того, чтобы поминать былые распри.
Незнакомец одну мучительную минуту топтался на месте, а затем наконец уковылял прочь. Мы трое снова повернулись к столу.
– Казивар вас раздери, что это было? – спросила я.
Брессинджер, помрачнев, покачал головой.
– Ветеран. Выжил из ума, наверное.
– И что за Кьятаканский лес? Там была какая-то битва?
– Да. Он, похоже, из венландских. Выбрось его из головы, Хелена, просто у бедняги мозги набекрень съехали.
Мы еще немного посидели, но перепалка испортила нам настроение.
– Раньше я здесь с таким не сталкивался, – через некоторое время произнес Брессинджер. – В провинциях подобное случается, но не в Сове.
Мне вспомнилась наша первая встреча с сэром Радомиром и то, с каким презрением он отнесся к Дубайну и ко мне. В Рейхскриге шериф дрался против моих соотечественников, и это сказалось на его мнении о Толсбурге и выходцах из него. Теперь мы стали близкими друзьями, но порой я спрашивала себя: а стал бы он относиться к другим толцам с таким же уважением? Ответа я не знала, и одна только мысль об этом могла испортить мне настроение.
– Вот что бывает, когда правители начинают ворошить дерьмо, – пробурчал сэр Радомир. – Обычно мне нет дела до сованской политики, но если эти ваши «млианарские патриции» под видом полемики изрыгают лживый яд, то неудивительно, что простолюдины начинают делать то же самое. Они всегда подражают тем, кто выше их.
Брессинджер хмыкнул и допил остатки своего эля. Сэр Радомир сделал то же самое, и я последовала их примеру.
– Идемте, – сказал Дубайн. – Подышим свежим воздухом.
* * *
Мы вышли на улицу. Брессинджер снова возглавил нас и вскоре вывел на набережную реки Саубер. Мы оказались у одного из ее рукавов, такого же глубокого и широкого, как и два других. По водной глади все еще сновали верейки[2], но там, где стояли мы, было темно и безлюдно.
– Сколько времени ты здесь провел в общем? – спросил сэр Радомир Брессинджера.
Тот пожал плечами.
– Примерно несколько лет, – ответил он. – Кажется, я никогда не привыкну к этому городу.
– Да уж, такие места еще поискать нужно, – пробормотал шериф.
Я заметила, что мужчины решили отлить, и, воспользовавшись возможностью, поступила так же.
– Не знаю, из какой дыры вы трое вылезли, но здесь, в Сове, у нас вообще-то есть общественные туалеты, – раздался позади нас женский голос. Я поспешила выпрямиться, поскользнулась в грязи и, чертыхаясь, неуклюже поднялась на ноги.
Из тени вышла городская стражница – девушка в легких доспехах и с копьем в руках. Презрительно скривившись, она оглядела нашу пьяную в лоскуты троицу.
– Надеюсь, деньги у вас при себе; за справление нужды в общественном месте полагается штраф.
– Это я виноват, – сказал Брессинджер, разведя рукой и обрубком. На его лице была написана самая широкая, самая бессовестная ухмылка, а грозодский акцент сильно мешал понять, что он сказал.
Стражница склонила голову набок.
– В чем? – спросила она.
Брессинджер внезапно бросился бежать. Юркнув мимо стражницы, он помчался обратно к улицам.
– За мной! – весело крикнул он.
– Да чтоб его, – выругался позади меня сэр Радомир.
Я очертя голову бросилась за Брессинджером. Моя голова кружилась, к горлу подкатывала дурнота, но я, пьяная, смеялась так сильно, что чуть не задыхалась. Кажется, стражница даже не пыталась нас догнать, однако мы неслись по улицам так, словно нам на пятки наступал целый имперский Легион.
Мы проскакивали через компании людей. Нам вслед неслись крики и свист. Брессинджер вел нас, как в веселом танце. Мы неслись по мощеным улочкам, чуть не подворачивая лодыжки; перебегали широкие, выложенные каменными плитами бульвары, которые пролегали меж огромных государственных зданий; протискивались мимо знати и простолюдинов. Казалось, что мы бежали несколько часов, хотя прошла всего пара минут.
Наконец мы остановились в нескольких переулках от сованской Арены.
