Он смотрел прямо на нее. На мгновение их взгляды встретились. Она почувствовала странное напряжение в груди, которое сдавливало ее так, что трудно было дышать. Что в этом наряде было, пожалуй, неплохо. У нее не было пышной груди ее бабушки, и она боялась, что пиджак будет слишком широким в том месте, где она его не заполнит.
— Привет, Санта, — она улыбнулась ему.
Если они собирались сделать это, она планировала наслаждаться каждой минутой. И если она опозорится перед ним, то, по крайней мере, больше никогда его не увидит. Ее желудок напрягся при этой мысли.
— Привет, — он улыбнулся в ответ, уголки его глаз прищурились. — Ты выглядишь…
Норт прочистил горло и поднял бровь на Джоша.
— Очень по-эльфийски, — закончил Джош.
— М-х-м, — Норт закатил глаза. — Ладно, Хол, ты ведь знаешь, как управлять этой штукой?
— Да, — кивнула она.
— И Санта, — сказал Норт, взглянув на Джоша, — ты всегда остаешься сзади. Сани плохо сбалансированы, так что не делай резких движений.
Крис рассмеялся в кулак над тем, как Норт оберегал Холли.
— Разве ты не должен быть в театре? — спросила его Холли. — У тебя есть своя работа.
Норт вздохнул.
— Я могу остаться здесь, если нужен тебе. Никто не заметит, что меня нет на сцене.
— Ты в главном акте, — указал Крис. — Эверли нужно, чтобы ты поднял ее. Она будет бросать в тебя кинжалы, если тебя там не будет.
— Просто иди, — убеждала его Холли.
Кузен сводил ее с ума. Что, черт возьми, он думал, они собираются делать, прибывая в костюмах Санты и его эльфа?
— Я справлюсь. Увидимся на елке.
Когда Норт и Крис повернулись, чтобы отправится к театру «Джингл Белл», Холли потянулась к поручню сбоку саней, чтобы взобраться наверх.
Джош наклонился, чтобы помочь, его пальцы коснулись ее ноги в чулках, и она почувствовала, как ее будто пронзило электрическим током. Затем он скользнул рукой по другому бедру и потянул ее на заднее сиденье саней, где сам стоял на коленях, и ее лицо почти прижалось к его.
Черт, как же хорошо он пах.
— Ты принял душ, — пробормотала она.
— Пришлось. Я немного вспотел, когда твоя кузина снимала мерки для костюма. Так сколько у нас времени до того, как мы должны быть у елки?
— Тридцать минут до окончания представления, потом еще пять, чтобы все успели обойти елку. Мы приедем, раздадим детям конфеты, потом все споют, и мы разойдемся по домам, притворившись, что ничего этого не было, — она сморщила нос.
— Я думал, это ты должна петь.
Она глубоко вздохнула.
— Я, наверное, просто буду открывать рот. У меня нет слуха. И танцевать я тоже не умею. У меня нет ни одного из тех навыков, которыми обладают остальные члены моей семьи.
— У тебя есть навыки. Я видел их.
Ее брови сошлись вместе.
— Какие?
— Ты трижды побеждала на математическом конкурсе штата.
Холли застонала.
— Они сказали тебе?
— Это не имеет значения. Это навык. И чертовски полезный.
— Это ботанский навык, — она покачала головой. — Я бы предпочла хорошо петь.
Джош смотрел на нее мгновение, его темные глаза остановились на ее лице.
— Могу я спросить тебя кое о чем? — мягко сказал он.
Ей пришлось наклониться, чтобы услышать его, ее бедра прижались к его ногам. Она почувствовала что-то большое и мягкое на своем животе, а затем рассмеялась, когда поняла, что это подкладка.
— Конечно.
Он наклонился ближе, пока его губы почти не коснулись ее уха. От его мягкого дыхания у нее по позвоночнику пробежала дрожь.
— Сколько будет пятнадцать умножить на три тысячи пятьдесят?
— Сорок пять тысяч семьсот пятьдесят, — слова прозвучали автоматически.
Это было так странно, что ее мозг просчитывал ответы до того, как она сознательно задумывалась над ними. За эти годы многие спрашивали, как ей это удается, но на самом деле она понятия не имела. С самого детства ее мозг просчитывал каждую математическую задачу, будь то деление шестнадцати булочек с корицей на двадцать человек или сколько деревьев растет в каждом ряду на елочной ферме.
Джош нажал подушечкой большого пальца под ее подбородком, приподняв его вверх, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с его глазами.
— Ты не думаешь, что это сексуально? — спросил он.
У нее перехватило дыхание. Он был так близко, был так реален, так чертовски мужественен, даже в дурацкой шапке и с бородой. Она могла разглядеть зарождение щетины на его скулах, которая боролась с белыми накладными усами. Его густые ресницы опустились, когда он моргнул, но его взгляд не отрывался от ее.
— Но это не умение танцевать.
— Это лучше, — ответил он, его голос звучал уверенно. — Намного лучше. А теперь задай мне какой-нибудь математический вопрос.
В ее груди все еще было тесно от его близости.
— Сколько будет пять тысяч четыреста разделить на восемнадцать? — это далось ей так легко.
Он наклонился вперед так, что его губы оказались на расстоянии дыхания от ее губ.
— Я понятия не имею, Холли. Но ты ведь знаешь, верно?
Ее тело задрожало, и это не имело никакого отношения к холодному воздуху, окружавшему их.
— Триста, — прошептала она.
Его взгляд опустился на ее губы.
— Ты прекрасна, — прошептал он.
Звуки пения доносились вместе с ветерком из театра. Впервые в жизни Холли была рада, что не умеет петь. Она была так счастлива, что сидит здесь с Джошем — или практически на Джоше, если быть честной. Она не хотела бы оказаться где-нибудь еще. Не сейчас, когда он смотрел на нее так, словно она была самой удивительной вещью, которую он когда-либо видел.
А потом он поцеловал ее, с его белой бородой и всем остальным, и ее мир перевернулся с ног на голову.
Мягкие губы прижались к ее губам, его рука обвилась вокруг ее шеи, пальцы запутались в ее волосах. Одна снежинка пролетела мимо них и упала ей на нос. Он приподнял губы, чтобы сцеловать ее, и снежинка растаяла между ними. Но ей нужно было больше. Намного больше.
Обхватив его шею руками, она прижалась к нему всем телом, почти не замечая, что набивка впивается ей в грудь. На этот раз он поцеловал ее крепче, его язык скользил по ее языку, руки обхватили ее голову, углубляя поцелуй. Она чувствовала пульс в шее, жар его губ, прижавшихся к ее губам, почесывание его искусственной бороды, прижавшейся к коже.
— Черт возьми, — сказал Джош, снимая накладную бороду с ушей. — Так-то лучше, — он наклонился и провел губами по ее челюсти, затем вверх, пока его губы снова не захватили ее
