class="a">[25] и командующий Балтийским флотом адмирал Н. О. Эссен[26], он неутомимо работал над воссозданием после войны с Японией русских морских сил и в короткий срок до Первой мировой войны достиг таких результатов, которые история справедливо назвала чудодейственными.
Значительную долю в этом успехе история также справедливо приписывает командующему Балтийским флотом адмиралу Эссену, герою русско-японской войны, энергичному и умному начальнику, посвятившему всего себя подготовке вверенного ему Балтийского флота к войне, в чем адмирал Григорович и его помощники оказывали ему всестороннюю поддержку.
Идя по стопам знаменитых русских адмиралов Ф. Ф. Ушакова, Д. Н. Сенявина и С. О. Макарова, он создал в Балтийском море свою, «эссенскую» школу, из которой вышли такие выдающиеся начальники, какими были адмиралы: А. В. Колчак[27] — впоследствии назначенный командующим Черноморским флотом; А. И. Непенин[28], бывший последним командующим Балтийским флотом и погибший на этом посту от руки наемного убийцы в начале революции, а также П. Л. Трухачев[29], М. А. Кедров[30], А. В. Развозов[31] и многие другие.
Сплоченные единством мысли и проникнутые возвышенным пониманием своего долга, эти выдающиеся люди, чуждые всякого карьеризма и прислуживания, согласной работой довели подготовку морских сил до такого совершенства, что они не только безукоризненно исполнили все задачи, поставленные им планом войны, но и послужили в области артиллерии и минного дела примером даже для английского флота.
ПЛАН ВОЙНЫ И НАШИ СОЮЗНЫЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВА
Свобода действий верховного руководства военными операциями, особенно в начале войны, неминуемо бывает ограничена рядом факторов, вытекающих из замысла плана войны, различных союзных и дипломатических обязательств, особенностей подготовки вооруженных сил к войне и внутриполитической обстановки.
Тяжелым бременем, легшим на плечи верховного руководства военными действиями наших вооруженных сил и ограничивавшим его свободу, были: 1) несоответствие своему назначению части командного состава; 2) недоверие к великому князю со стороны престола и некоторых правительственных кругов; 3) данное нами Франции обещание предпринять возможно скорее энергичное наступление против Германии; 4) обнаружившийся с самого начала войны недостаток снабжения армии боевыми припасами.
Несмотря на чинимые препятствия, великому князю все же удалось за время своего пребывания на посту Верховного главнокомандующего сменить не отвечающих своему назначению военных начальников и назначить на их места генералов, выказавших свои способности в начале войны, так что в момент ухода великого князя со своего поста высшее командование армии значительно больше отвечало своему назначению, чем то, которое великий князь застал во главе армии, принимая пост.
Но изменить к себе отношение престола и известных правящих кругов ему, несмотря на все предпринятые с этой целью меры — о чем подробно было уже сказано выше, — не удалось, и в конце концов ухудшавшиеся не по его вине отношения привели к его смещению.
Не мог, конечно, великий князь освободиться и от данного Россией обещания своей союзнице Франции; также бессилен был он изменить критическое положение снабжения боевыми припасами, ибо таковое явилось следствием преступной непредусмотрительности правительства, и в частности военного министра генерала Сухомлинова, в деле подготовки армии к войне.
Вопрос снабжения боевыми припасами будет рассмотрен отдельно, здесь же речь пойдет об обязательствах, взятых на себя Россией по отношению к своей союзнице.
Как известно, в результате переговоров русского и французского генеральных штабов, имевших место после заключения франко-русского союза, Россия обязалась выделить с самого начала войны значительные силы для энергичных действий против Германии в целях облегчения положения на французском фронте. Это, конечно, шло в ущерб выполнению первоначальной главной задачи русской стратегии, состоявшей в уничтожении австрийских армий, сосредоточившихся в Галиции в целях вторжения в Россию. Наши силы разбрасывались по двум расходящимся операционным направлениям, что противоречило основным требованиям стратегии о сосредоточении максимума сил на главном направлении и выделении лишь минимума сил на другие.
В связи с этим наш Генеральный штаб подвергся жестокой критике не только со стороны талантливого военного писателя генерала Н. Н. Головина[32], но и со стороны некоторых авторитетных французских военных писателей. При этом генерал Головин считал, что сосредоточением максимальных сил против Австрии и выделением лишь незначительного заслона против Германии удалось бы быстро достичь полного разгрома австрийской армии и тем самым облегчить положение на французском фронте, ибо Германия должна была бы оказать помощь гибнущему своему союзнику и срочно снять известное число сил с французского фронта для переброски их на Восток.
В действительности же, выделив значительные силы против Германии и предприняв наступление по двум операционным направлениям, мы, хотя и оказали французам существенную помощь ценой гибели самсоновской армии, сами лишились возможности нанести решительное поражение Австрии, вследствие чего война затянулась и привела Россию к гибели.
Эти рассуждения нельзя не признать правильными с точки зрения «отвлеченной стратегии».
Однако реальные события могли развиваться и по-другому. Достичь желанной цели, т. е. одержать победу над Тройственным союзом, Антанте удалось бы лишь в том случае, если бы немцы, не добившись успеха на французском фронте, перебросили с него значительные силы на Восток для оказания помощи своей союзнице Австрии в критический для нее момент. Но полной уверенности в этом у генеральных штабов Антанты быть не могло, ибо весьма возможно было предположить, что, несмотря на критическое положение своей союзницы, немцы не перебросят на Восток сколько-нибудь значительных сил до тех пор, пока не разгромят Францию и не принудят ее к капитуляции.
В этом случае Россия, ослабленная большими потерями в борьбе с Австрией, оказалась бы после разгрома Франции один на один с Германией, понесшей, правда, тоже потери в борьбе с французами, но относительно менее чувствительные, нежели русская армия, по причине значительно лучшего снабжения германской армии боевыми припасами и более быстрой и полной мобилизации всех ее сил.
С другой стороны, как показал опыт всех минувших войн, Германия при выдержке характера могла бы добиться капитуляции Франции в гораздо более короткий срок, чем Россия по отношению к Австрии, ибо на пути русской армии к жизненным центрам Австрии лежали труднопроходимые Карпаты, тогда как на пути германской армии к жизненным центрам Франции, после разгрома ее армии, препятствий не было никаких.
Сколь же на самом деле оказались для нас труднопроходимы Карпаты и сколь громадны были наши потери в Галиции, особенно принимая во внимание острый недостаток боевых припасов, ясно показал опыт войны.
Поэтому риск остаться один на один с германской армией был бы для нас слишком велик и чреват катастрофой. Значит, не только в интересах Франции, но и в наших собственных интересах было не допустить разгрома ее Германией. Для этого следовало оказать Франции возможно более энергичную поддержку, которая могла быть достигнута в значительно большей мере
