и остановил поговорить. А сам стал подол мне задирать, пока в темноте мы были.
Нет, она не врала, она вспоминала, как это было.
— Я уж хотела ему дать, да побоялась, уже беременна тогда была. А он умолял меня чаще при дворе бывать.
Волков сидел на кровати и молчал. И не знал, что делать. Радоваться или грустить.
— Так дадите мне денег? — продолжала красавица, глядя на него через зеркало. — Дадите — так поеду к герцогу, у меня ещё осталась пару капель зелья ведьмищи, я и про поместье дело решу, и за вас поговорю.
Она говорила это с удивительной уверенностью, словно уже всё решено у неё было с герцогом. Неужто так она в свою власть над ним верила? А Волков всё молчал.
— Хоть талеров сто дайте, до Вильбурга доехать, а там уж я сама.
— Сына тут оставь, — холодно сказал он ей.
— Вот уж нет, — вдруг встрепенулась и стала серьёзной графиня, — сын со мной поедет.
— Мешать будет. Тебе не до него там будет. Балы, охоты да обеды.
— Сын со мной поедет, — твёрдо повторила Брунхильда, так твёрдо, что понял он: спорить с ней бесполезно.
— Зачем он тебе? — спросил он с последней надеждой.
— Затем, что нет у меня на этом свете больше никого, кроме сына моего, поэтому будет он всегда при мне, — со злостью отвечала графиня, глядя рыцарю прямо в глаза.
Волков встал с постели и пошёл к двери, кинув напоследок:
— Будут тебе деньги! Катись, куда хочешь, дура.
Когда он спустился, то в зале его, конечно, встретила госпожа Ланге. И вид её опять был холоден. Как до отъезда.
— Отчего вы так кислы, Бригитт? — Волков тоже был в дурном расположении.
— Вы опять были у графини? — спросила Бригитт так, словно это её мало заботило.
— Был, и готов сообщить вам радостную новость.
— Какую же?
— Графиня нас покидает.
— Правда? — Бригитт старалась делать вид, что не радуется, но это у неё не очень выходило.
— Правда.
— И куда же она уезжает? — интересовалась рыжая красавица.
— Ко двору герцога.
Бригитт тут даже засмеялась.
— Отчего вы смеётесь? — удивлялся кавалер.
— Думаю, что ей там будет в самый раз, среди беглых жён, вдов и прочих потаскух, что приживаются при дворе нашего сеньора. Да, там самое ей и место.
Довольно улыбаясь и шурша юбками, госпожа Ланге пошла на кухню, оставив кавалера одного.
Глава 5
Пришёл Сыч и сказал, что кузнец прислал весточку, говорит, что конюх из замка Балль желает встретиться.
— Давай его сюда. Пусть приезжает.
— Вы тоже с ним хотите поговорить или мне самому всё выяснить? — спросил Сыч.
Хоть и было у него дел невпроворот, ведь каждый день в лагерь приходили новые солдаты, каждый день к нему из-за реки приезжали купцы говорить о векселях и расписках, но вопрос о деле кавалера Рёдля и барона фон Деница не давал ему покоя:
— Да, сам хочу послушать. Но к ним не поеду.
— Скажу тогда, чтобы конюх сюда к нам ехал.
Волков огласился.
В этот же день графиня Брунхильда фон Мален собралась отъезжать. Забрала при этом у Волкова дворового мужика в конюхи и дворовую бабу в кормилицы. Ещё сто талеров. Была она сначала зла, а потом и прослезилась, прощаясь, — так Волкова стала целовать и обнимать крепко. Наверное, назло госпоже Ланге, которая была тут же. Он опять пытался отговорить её брать с собой сына, но графиня, упрямством редкая, слушать ничего не желала. От этого кавалер стал на неё злиться, и последнее прощание вышло у них холодным.
Но как карета скрылась из виду, он подумал и решил, что всё графиня делает правильно. И что к герцогу правды искать поехала, и что сына взяла с собой. Несчастная вдова с ребёнком, что родственниками притесняема, могла ведь герцога уговорить дело разрешить нужным для себя способом. Конечно, могла, коли она так хороша собой, да ещё и пару капель приворотного зелья при себе имеет. А могла и за «братца» слово замолвить, чем чёрт не шутит.
В общем, всё складывалось ему на пользу. И дом строить для графини нет уже нужды, и в его доме, под его крышей, бури улеглись. Госпожа Ланге, тоже глядя вслед выезжающей со двора карете, заметила язвительно:
— И слава Богу, авось при её распутстве при дворе герцога она точно приживётся. Там таких любят.
— Она не распутнее прочих, — холодно заметил кавалер, которого отчего-то раздражали подобные слова про графиню.
— Разумеется, мой господин, извините мою женскую глупость, графиня для всех нас образец целомудрия, — сказала Бригитт голосом, в котором не было и намёка на раскаяние, сделала ему книксен и пошла в дом.
«Дрянь. Злая, упрямая, дерзкая дрянь».
Конюх барона фон Деница был человек дородный, крупный и, видно, не бедный. Звали его Вунхель. В Эшбахт приехал он на крепком возке, чтобы поговорить с купцом-коннозаводчиком Ламме о конях. И был немало удивлён, когда увидал Сыча и Ежа в трактире. Ни тот, ни другой вовсе не были похожи на коннозаводчиков. А похожи были и вовсе на людей опасных, может даже и на разбойников. Конюх немного успокоился, когда пришёл Волков. Они уселись за лучший в кабаке столик, пиво им приносил трактирщик лично.
— Значит, ты конюхом состоишь при замке? Вунхелем тебя кличут?
— Именно, господин, — с уважением говорил Вунхель, отхлёбывая пиво. — Состою конюхом при бароне фон Денице, зовут меня Вунхелем.
— А скажи мне, конюх Вунхель, что там у вас с бароном?
— А что с бароном? — явно не понял вопроса конюх.
— Болеет, выздоровел?
— Господа хорошие, а что же мы, про коней говорить не будем? Я сюда полдня ехал, чтобы про коняшек поговорить, у меня есть кобылки добрые, может, у вас есть жеребцы, может, вы скрестить желаете? А уж как жеребят делить, так договоримся, — заговорил Вунхель как-то отстранённо, глядя в кружку с пивом.
— Слышь, дядя, — Сыч положил свою крепкую руку на руку Вунхеля, — про коняшек мы потом поговорим с тобою. А сейчас отвечай, пока тебя по добру спрашивают. Говори, что с бароном вашим?
— А что с ним? Ничего с ним, — отвечал конюх всё ещё неохотно. Видно, на эту тему ему говорить совсем не хотелось.
— Болен барон? Здоров? Может, помер? — предлагал варианты кавалер.
— Чего ему помирать-то? — удивлялся конюх. — Молод да здоров, крепок как бык.
— Он же ранен был на войне, когда Рёдль погиб, — напомнил кавалер.
— О! — Вунхель махнул рукой. — Так то когда было, уже давно выздоровел наш барон, да и не болел он,
