ярче, чем раньше, и он подошел ближе медленными, размеренными шагами. Я задрожала, глядя на его костлявое лицо, на котором не было никакого выражения, кроме горящих глаз.
Но то, как он двигался, говорило о целеустремленности, и впервые с тех пор, как я его увидела, я почувствовала надежду.
Может быть, со временем я научусь читать его мысли. Может быть, у него были такие же инстинкты, как у всех, только отличающиеся от человеческих.
Если бы это было так, я бы научился их расшифровывать. Вирджил стоял так близко, что мыски его ботинок касались моих.
Я подняла глаза, внезапно у меня перехватило дыхание, и мне стало жарко от сдерживаемого чувства ожидания. Он нежно поднял руки и обхватил ладонями мое лицо.
Я была готова, поэтому не вздрогнула, когда гладкая, теплая кость прижалась к моей коже, хотя мой пульс участился, становясь все быстрее и быстрее.
— Я никогда ни с кем не целовался. — прошептал он, и его глаза снова затуманились, оранжевый цвет сменился темно-красным с дымчатым оттенком.
Это было бы ужасно, если бы я не была так очарован его признанием.
— Я тоже. — прошептал я в ответ.
— Тогда мы будем учиться вместе. — сказал он, приблизив свое лицо к моему. — Закрой глаза.
Я так и сделала, и как только мой разум погрузился в темноту за закрытыми веками, остальные чувства обострились. Его пальцы нежно коснулись моей кожи, заставив меня вздрогнуть.
Его прикосновение не было неприятным, но меня бросило в жар, мое тело задрожало от предвкушения.
У него есть губы, промелькнуло у меня в голове. Но они, кажется, сделаны из кости. Как это работает? Каково это будет?
Вирджил придвинулся ближе, и я почувствовала это по тому, как воздух коснулся моего рта.
Он не дышал, так что больше никаких движений с его стороны не было. Только воздух, который он колыхал своим телом.
Я задышала быстро, так быстро, что у меня закружилась голова, и когда что-то гладкое и твердое прижалось к моей нижней губе, мое тело содрогнулось, дыхание вырвалось из меня.
Это был еще не поцелуй. Он просто прикоснулся пальцем к моим губам, и это заставило меня задрожать с головы до ног.
— Они такие красные. — прошептал он прямо передо мной, так близко, что я бы почувствовала его дыхание, если бы он был жив. — Такие мягкие. Я чувствую, как бурлит твоя кровь, Мэй. Твое сердце бьется так быстро. Ты боишься?
У меня перехватило дыхание, и я издала звук, похожий на писк, и он провел пальцем ниже, лаская мой подбородок.
— Я… я думаю, это не страх. — сказала я, мой голос был таким тихим, что я почти не слышала его из-за шума крови в ушах.
— Я думаю, я просто нервничаю.
— Нервничаешь. — повторил он, надавливая пальцем прямо на середину моей нижней губы, так сильно, что он оттянул ее вниз, обнажая мои нижние зубы. — Это хорошее или плохое ощущение?
Я судорожно сглотнула, и он отпустил мою губу.
— И то, и другое. — честно призналась я. — Но…обычно я нервничаю, когда жду чего-то важного.
Воздух снова изменился, его ладони легли на мои щеки, и внезапно мои приоткрытые губы коснулись твердой кости.
— Важное. — повторил он, прижавшись губами к моим губам. — Да, это так.
Он поцеловал меня. И вместе с его поцелуем ужасная, удушающая темнота хлынула в меня, как буря.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Вирджил
Когда мои губы прижались к ее губам, моя тень метнулась вперед, стремясь обвиться вокруг нее.
На мгновение я заколебался. Я был голоден. Что, если я инстинктивно подпитывался от нее?
Мэй мало что могла дать. Она была бы мертва, высосана досуха, прежде чем я смог бы остановить себя. Мысль о том, что ее больше не будет, наполнила меня грустью, но мысль о том, чтобы испить ее мерцающую, как у мотылька, энергию, о том, чтобы принять ее в себя, не давала мне покоя…
Это пробудило во мне голод и заставило мою тень броситься к ней и сжаться вокруг тела Мэй в удушающей хватке. Она захныкала у моих губ, и я сжал их еще крепче, искушение и желание взяли верх.
Пока я парил там, на грани между двумя удовольствиями, овладевая Мэй своим ртом или всем своим существом, ее губы прижались к моим. Она поцеловала меня с нерешительной нежностью, и я издал звук, что-то первобытное и мягкое зародилось в глубине моей груди.
Моя тень отпустила ее, теперь лаская, а не сжимая, успокаивая ее нервную плоть, вливаясь в нее, а не отнимая.
На вкус она была как луг с полевыми цветами летним вечером. Как испуганные светлячки, взлетающие в небо в полночь. Как дождь и огонь, как сладкий аромат бабочек и пчел.
Мэй была на вкус как сама жизнь.
Мой голод сменился желанием потреблять, превратившись в жажду обладания. Я поглощал ее своим ртом, в то время как моя тень скользила по ее конечностям и прижималась к ее коже, окутывая ее целиком паутиной моего существа.
Она издала сдавленный звук, который, казалось, выражал страдание, и все же ее губы ощутили вкус моих губ, а руки обвились вокруг моей шеи, пальцы зарылись в мои волосы, трепетные и нерешительные.
Когда моя тень окутала ее, я обнял ее, прижимая к себе, поглаживая пальцами вверх и вниз по ее спине. Я почувствовал, как напрягся ее позвоночник, как напряглись мышцы, а затем и глубже, как кровь побежала по ее венам.
Я прервал поцелуй и прижал ее к себе, прижавшись щекой к ее голове, и она задрожала в моих объятиях, ее дыхание было похоже на дыхание испуганного животного, убегающего от хищника.
Вот кем мы были, и я так остро осознавал эту истину, что это ранило мою душу.
Она была добычей.
Я был хищником.
И ее тело знало, что меня нужно бояться, даже если сама Мэй была такой изуродованной, такой сломленной, что не понимала этого.
Или, может быть, я ошибался. Возможно, сердца живых существ могли биться от вожделения так же сильно, как и от ужаса. Возможно, ее тело тоже было сломлено, инстинкт самосохранения дал сбой.
— Все еще нервничаешь? — спросила я, пытаясь успокоить свою энергию, отрывая от нее свою тень с силой, которая причиняла мне боль.
— Нет. — выдохнула Мэй мне в грудь. — Меня… лихорадит. Я думаю. Жарко. Но… Это приятное чувство.
Были ли у нее повреждены инстинкты, или она смогла заглянуть за пределы моей натуры и захотеть меня, несмотря на это?
