– Всему свое время, – спокойно ответилжандарм. – Будут ему и ремни из спины, и много чего хорошего. Где он вэтой глуши найдет прокурора или возмущенную либеральную общественность… Да вэтой глухомани таких вещей отродясь не бывало… Ты вот что, Ванечка… Ты,пожалуй, взрежь ему подкладку, посмотрим, что он туда напихал… Да нет, пиджакснимать не стоит, опять брыкаться начнет, лишняя трата времени… Ты ему руки заспину заведи, а Пахомыч вспорет…
Великан Ванечка вмиг исполнил приказание, заставив Сабининапоневоле охнуть от боли. Тот, что был гораздо моложе, но тем не менеепоименованный по отчеству, достал перочинный ножичек с перламутровыминакладками и приступил к делу. Сопротивляться не было никакой возможности, и Сабинин,сверкая глазами в лютой, бессильной ярости – щека все еще горела послеувесистой затрещины, – остался неподвижен, подумав: прекрасно, что несняли пиджак, идиоты, ах, прекрасно…
– Все?
– Вроде все, вашбродь, – отозвался Пахомыч,вываливая на стол перед жандармом кипу сложенных пополам ассигнаций и несколькобумажек. – Точно все, больше и нет ничего, общупал на совесть…
Тщательно, одну за другой разглаживая радужные сторублевкиребром ладони, жандарм уложил их аккуратной стопочкой. Вслух пересчитал:
– Шестнадцать… восемнадцать… двадцать две… ого, ваккурат две с половиной тысячи рублев… Неплохие капиталы для травимого судьбойи полицейскими властями изгнанника. Не откроете ли, каким путем приобретены?Молчите? Ну, ваше дело… А что за шифры на бумажках изображены? Цифирки, наиностранном языке что-то… По-немецки, а? Это что?
Сабинин молчал, укрепляясь в прежних мыслях.
Жандарм же, склонив голову, о чем-то сосредоточенно думал.По его лицу стала блуждать загадочная улыбка. Наконец, рывком подняв голову, онпрямо-таки просиял:
– Савчук и ты, Ванечка, вам клады никогда искать неприходилось? Нет? Ну что ж вы так оплошали, братцы… А впрочем, неизвестно, гденайдешь, где потеряешь. Молчите, господин Сабинин? Ну что же, можете молчать идалее. А я, с вашего дозволения, кратенько подведу итоги… Итак. Еще в Киевепутем агентурного наблюдения неопровержимо установлено ваше тождество сразыскиваемым Департаментом полиции империи бывшим поручиком АртемиемПетровичем Сабининым, повинным в убийстве двух офицеров, армейского ижандармского. Каковое тождество чуть позже было опять-таки блестящеподтверждено, когда наш беглец сглупа пустился в полную откровенность ссотрудником Охранного отделения мсье Кудеяром, коему и изложил, дурашка, своеотносительно полное жизнеописание… Тут, собственно, и доказывать-то нечего. Ну,устроим мы вам опознание, сведем с бывшими сослуживцами по Чите, очень скучноеполучится дело с заранее предопределенным исходом. Виселица здесьвырисовывается столь явственным итогом, что и сомневаться нечего… А теперьследите за моей мыслью, ребята, Ванечка с Пахомычем… Этот сукин сын, считайте,заранее приговорен. Он уже все равно что покойник, тут и думать нечего. А стоитли, голуби мои, с покойником церемониться? – Он с нехорошей улыбкойповорошил указательным пальцем пачечку «катеринок». – Весьма заманчиваяфинансовая сумма, а? Вам, разумеется, как нижним чинам, достанется чуточкуменьше, мне, соответственно, побольше, но такова уж наша жизнь, что полнойсправедливости в ней не дождаться… Вам по пятьсот, а мне, как легко догадаться,все остальное. Что скажете, орлы?
– Оно, пожалуй что, и по справедливости, –прогудел Ванечка. – Не было ни гроша, да вдруг алтын. Понятно, вашемублагородию больше и полагается… Я, как говорится, в согласьи.
– В согласьи-то в согласьи… – задумчиво отозвалсяот окна Пахомыч. – Да ведь этот сицилист драный начнет по дороге разнымчинам жаловаться – напоследок, из чистой своей вредности. Все расскажет. Ему,может, и не поверят, однако ж слушок пойдет, пятно останется…
– Ну, Пахомыч… – поморщился жандарм. – Я-тодумал в простоте своей, что ты у нас сообразительнее будешь… Давайте всёокончательно разложим по полочкам, братцы. Если рассудить, к чему нам егодоставлять по начальству живьем?
Пользы от него для Охранного отделения не будет никакой.Среди противоправительственного элемента он человек совершенно случайный,никакими полезными сведениями и секретами располагать не может. Уж это-тодостоверно известно. Следовательно, доставим мы его живьем исключительно длятого, чтобы его вскорости повесили. И только. Зачем же доставлятьдополнительные хлопоты облеченным властью лицам и вводить в лишний расходказну? И без него хватает забот, и без него казенные деньги так и летят наветер…
– А вот это другое дело, вашбродь! – просиялПахомыч. – Это вы правильно рассудили! С того свету еще никто жалиться неприходил. А и придет в виде упокойника, так нигде в законах не написано, чтоупокойнику свидетельствовать дозволяется…
– Про покойника вообще в законе ничего непрописано, – пробасил Ванечка. – Про его права. Уж помер, так помер…
– Верно мыслите, братцы, – кивнул поручик. –Вот по всему и выходит, что этот субчик, подобно своему спутнику, что сейчас вкустах валяется, убит при попытке к бегству… – поднял он палец. – Илинет, убит в ожесточенной перестрелке, оказывая самое что ни на есть яростноесопротивление, так что брать его живьем не было никакой возможности. Постреляемиз его пистолетика в воздух, можно даже для пущей убедительности чью-нибудь фуражкупрострелить. Тогда мы все предстанем и в вовсе уж выгодном свете. – Онприщурился. – Любопытно, господин Сабинин, отчего вы и теперь молчите? Выуж изреките напоследок что-нибудь этакое… ну, вообще что-нибудь. Как-то инеудобно даже – сидите каменным гостем…
– Это что, шутка? – спросил Сабинин.
– Какие там шутки, – ухмыльнулся жандарм. –Цинический расклад, и не более того. Вас ведь все равно вздернут, что жеденьгам-то пропадать в казне? Казна у нас богатая, перетерпит. А пользы от васдля жандармского управления нет никакой. Все и без вас известно, что вы тамможете добавить… Вы уж простите за откровенный цинизм, но и для вас такой финалне в пример предпочтительнее. Хоть и бывший, а боевой офицер как-никак. Ну, кчему вам томиться, петельки ждать? Лучше уж… так. От пули. Совсем по-солдатски,а?
Сабинин долго смотрел на него, не отрывая глаз. Медленносказал:
– А вы ведь и впрямь не шутите…
– Не шучу, милейший. Ловлю вот фортуну за хвост, ужизвините.
– А совесть мучить не будет?
– Из-за кого? – поморщился поручик. – Из-заубийцы, который и так покойник с точки зрения Уголовного уложения и военноготрибунала? Дезертир, убийца, беглец за кордон от заслуженной кары… Где ж тутместо угрызениям совести, помилуйте?!
– У меня есть встречное предложение, – сказал Сабинин. –К чему доводить дело до столь жестокого финала? Возьмите деньги себе, а меняотпустите. Глупо думать, что я пойду свидетельствовать против вас в полицию…
– Э нет, милейший, – почти не раздумывая,отозвался жандарм. – Не выйдет. Проводника вашего мы пристукнули,окружающих мест вы не знаете, самостоятельно границу ни за что не перейдете.Будете блуждать по округе, пока не попадетесь пограничной страже либо полиции.И кто вас знает, что вы тогда наговорите, терять-то вам нечего, вот инапаскудите нам напоследок. Нет, не выйдет, – решительно повторилон. – Не стоит играть в душевное благородство, опасно и чревато… Ванечка,пора бы нашему гостю и по лесу прогуляться, по свежему воздуху, а?
