Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 13
Но переносят маток, и убийств никаких не случится.
Старая королева так и не показалась – неужто она
настолько неблагодарна?
Я устала, я так устала, —
Я белый столб во мраке ножей.
Деревенские жители маски снимают,
жмут руки друг другу.
Для кого этот длинный и белый ящик
в молельном кругу, что они сделали?
Почему мне холодно?
Прибытие ящика для пчел
Я его заказала – ящик из чистого дерева,
Квадратный, как табуретка,
и чересчур тяжелый, чтобы поднять.
Похожий, я бы сказала, на гроб для карлика
Или для коренастого малыша,
Но не шумят так гробы.
Ящик заперт. Опасно.
Мне предстоит прожить с ним целую ночь —
И никак не могу от него оторваться.
Окошек нет – не взглянуть,
что творится внутри, —
Лишь небольшая сетка. Выхода нет.
Я взор приближаю к сетке —
Темно за нею. Темнота —
И ощущенье роящихся рук африканских,
Сжатых. Готовых прорваться.
Черное в черном карабкается сердито.
Как я выпустить их смогу?
Шум – вот что сильнее всего меня ужасает,
Звук неразборчивых слов.
Они – как толпа римлян:
Каждый в отдельности невелик,
но вместе – о Боже!
Я преклоняю слух к яростной их латыни.
Я им не Цезарь.
Просто я заказала ящик маньяков.
Их можно назад отослать.
Их можно убить – достаточно не кормить —
я же владелец.
Интересно, насколько они голодны?
Интересно – забудут они обо мне,
Если я просто открою ящик и встану
в сторонке, деревом обернувшись?
Рядом – ракитника светлые колоннады,
Пышные юбки вишен.
Скорее всего, они вовсе меня не заметят,
В лунных моих одеждах и похоронной вуали.
Меда с меня не собрать,
Так зачем на меня обращать вниманье?
Завтра я стану их добрым Богом.
Я их освобожу.
Ящик – это ведь только на время.
Жала
Голыми руками я протягиваю пчелопакет,
И человек в белом – он голорук тоже —
улыбается мне.
Наши марлевые нарукавники тонки и изящны.
Обнаженные горла – наши запястья – белеют,
как смелые лилии.
Между мною и им —
Тысяча камер пустых,
Восемь пчелопакетов из чашечек желтых,
Да и сам улей – точь-в-точь будто чайная чашка,
Белая, в розовых розочках, —
С буйной любовью красила я его
эмалевой краской,
Думая: «Прелесть, прелесть!»
Гонидии – серые, точно ракушки, —
Пугают меня: столь древни они на вид.
Уж не купила ли я трухлявую мебель
из красного дерева?
Может, в улье матки и нет?
Если есть – она очень стара.
Крылья ее изорваны, словно лохмотья,
С длинного тельца вся бархатистость сползла —
Вид нищий и голый, вовсе не королевский,
не очень пристойный…
Стою я в колонне
Крылатых, совсем не чудесных женщин,
Работяг-медоносиц.
А я – я не работяга,
Хотя годами ела одну лишь пыль
И вытирала тарелки моими пышными волосами,
И видела, как чужеродность моя испарялась —
Каплями синих росинок с кожи опасной.
Может, они возненавидят меня,
Жены, что суетиться только умеют,
Чьи новости – вишня поспевшая,
клевер созревший?
Вот все почти и закончилось.
Всё – у меня под контролем.
Это – машина моя медовая,
Будет она работать без размышлений.
С самой весны, подобно матке трудолюбивой, —
Чистить рисунок пенный цветенья,
Как чистит море луна белым своим порошком.
Кто-то стоит поодаль и смотрит.
У него нет ничего общего ни со мною,
ни с тем, кто мне продал пчел.
Он убегает —
Восемь гигантских прыжков
большого козла отпущенья, —
Вот его тапок, а вот и другой,
А рядом – квадрат белой ткани,
Что он повязал вместо шляпы.
Милый был человек.
Пот его потуг в дождь обратился —
И сделался мир плодородным.
Однако нашли его пчелы —
Прилипли к губам, подобно лживым словам,
И черты лица усложнили.
Пчелы думали – это стоит того, чтоб погибнуть.
Но у меня
Есть иное тело, в котором можно воскреснуть:
пчелиная матка.
Мертва ли она, уснула?
Где она —
Тельце рыжее, точно у львицы,
стеклянные крылья?
Она летит,
Страшней, чем была когда-то,
Рыжий шрам – в небесах,
рыжая вспышка кометы
Над убившей ее машиной —
Мавзолеем из белого воска.
Приближение зимы
Легкое время, делать особенно нечего.
Я повитухой трудилась, с ее инструментами,
У меня есть собственный мед, —
Целых шесть бочонков, —
И шесть глаз кошачьих в погребе винном.
Наступленье зимы – темное время,
Если нет окна в самом центре дома,
Рядом с банками с джемом прокисшим
(остались от прежних владельцев)
И блеском пустых бутылок —
«Джин от сэра Весьма-Так-Себе».
Здесь есть комната, в которой я никогда не бывала.
Комната, где мне невозможно дышать.
Мрак в ней нахохлился, словно летучая мышь.
Нет света —
Только ручной фонарик и слабый,
По-китайски желтый отблеск его
на жутковатых предметах —
Нелепица черная. Тлен.
Обладание.
Мною владеют они,
Не жестокие, не равнодушные —
Всего лишь невежественные.
Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 13
