с Мамой натянуто, ведь она теряла значительную прибыль из-за моего ухода из профессии, однако тепло обнявшись. Девочки же повели себя странно.
Поведение тех, с кем я прожила плечом к плечу многие месяцы и даже годы было для меня неожиданным. Лишь Рене состроила гримасу грусти, когда я объявила о том, что покидаю их.
«Предательница!», — со злобной ухмылкой крикнула Мадлен.
«Я? Почему?»
«Ты. Ты прекрасно знаешь, что каждой из нас нужно кормить себя, наш дом, отправлять деньги нашим семьям. Уйдешь ты, за тобой уйдет добрая половина клиентов. Ты не можешь так поступить».
«Не только могу и буду. Что за глупости. Я люблю своего мужчину и принадлежу только ему».
«От твоего мужчины толк был только в том, что некоторые из его подарков от излишества ты передаривала нам».
«Ах вот как!»
«Тише, не говорите так громко», — добавила Мама. «Пусть уходит. Мадлен, приди в себя».
Когда двери Дома остались за моей спиной, я, почему-то перешла в предпоследнюю стадию принятия, плавно переходящую в торг и гнев. После нерассуждающей радости при мысли, что я не буду спать ни с кем, кроме Эдварда наступило замешательство. А после настала очередь сокрушительного изумления от того, что моя жизнь больше не будет прежней. Я так долго была закрыта в этом шкафу с перьями, платьями и благовониями под названием «Дом Сирен», что перестала мечтать о жизни домохозяйки, хранительницы очага. А, возможно, едва ли когда-то мечтала. Сейчас же, присев на крыльцо, я переживала свою новую роль в мыслях и фантазиях, стиснув зубы в неимоверном, предельном напряжении. Я просидела так с полчаса, пока внутри меня не пришла в статику натянувшаяся перекрученная пружина.
«Лилит, моя темная ночь, ты как?», — крикнул с порога Эдвард, попутно снимая носком одной ноги ботинок с пятки другой.
«Почему «темная ночь»?».
«Ну как же. Библию не изучала? Лилит переводится, как ночь или же ночное привидение!», — он устрашающе и вместе с тем забавно поднял руки, растопырив пальцы. «Она была первой женой Адама. А потом он ее бросил, и она стала демоницей, убивающей младенцев».
«Надеюсь, со мной такого никогда не случится», — ответила я, сделав очередной глоток красного сухого, переведя взгляд со своих лоснящихся ног прямо ему в глаза.
«Ты на нее действительно похожа. Написано, что она была очень покорная, умела ублажить Адама. А еще у нее играло обостренное чувство справедливости. Лилит боролась за равенство с Адамом, а ее будущий муж — Люцифер за равенство с Богом, на том они и сошлись».
Секундная пауза. Улыбка, балансирующая между неловкостью, стеснением и приливом счастья от нежности. Поднявшись с подлокотника кресла, я направилась к нему кошачьей походкой. Встала перед ним, оголив душу, а вместе с ней и плечи, с которых спустились лямки жемчужной сорочки. Перед ним предстала и моя голая грудь. Он некоторое время смотрел на нее глазами, полными любви и нежности, а уже через мгновение одарил ее множеством поцелуев, в конце которых, в притворной борьбе, с меня упали остатки длины платья. Моя округлая грудь так часто вздымалась и опускалась, словно била в тревожный барабан Купидона, призывая к немедленному штурму на случай, если непременная капитуляция будет отклонена. Его подрагивающие от вожделения губы приглашали, нет, провоцировали мой впившийся поцелуй, слитые в зачатии со вздохами и полузакрытыми глазами. Дальнейшее сопротивление не предполагалось. То, что последовало за этим, можно лучше представить, чем описать.
Мы сделали буквально минуту перерыва, чтобы жадно набрать воздуха в легкие. Я раскраснелась и немного задыхалась от накатившей страсти. Нам было мало. Я громко прошептала ему прямо в ухо:
«Эдвард, милый, я так люблю тебя. Я хочу быть всю жизнь с одним тобой. Стань моими легкими. Я отдаю тебе свою душу за бесценок!»
«Лилит, я тоже люблю тебя», — с усталой улыбкой, он нежно гладил большим пальцем мою щеку.
«Эдвард, не многого ли я попрошу, но я так хочу тебе сказать это прямо сейчас. Если не скажу, я умру сейчас же! Не могу больше бороться с собой!».
«Говори же, мой нежный ангел».
«Будь только моим. Давай поженимся…Почему молчишь?», — я, подавляя страх, в котором я вязла с головой после этих желанных мною слов, смотрела ему в расширенные зрачки.
«Лилит, чтобы нам пожениться мне придется развестись с ней. Ты понимаешь, о чем просишь меня?»
«Конечно. И в чем проблема? Ты любишь меня, а не ее, ведь так?».
В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты, и в прах возвратишься.
(Бытие 3:19)
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ЖЕНЩИНА ЧУЖАЯ
Так, став любовницей Эдварда Стэнсгейта, я совершила ошибку, которая была обычной для многих куртизанок — попыталась заменить официальную жену. Необдуманный шаг. Неблагоразумность, которая быстро привела к моему падению.
«Эд, я хочу сделать тебе подарок. Это гипсовый слиток моей кисти. Прошу, прими его. В знак моей нежности, что я дарю, прикасаясь к твоему лицу».
«Боже, Лилит, оставь это себе. Куда прикажешь мне нести это? Домой к жене?»
«Черт возьми, Эдвард, только попробуй еще раз произнести наименование родственной связи с этой женщиной, и я повешусь сегодня же вечером!»
«Лил, ты сумасшедшая! Все, я убираюсь отсюда, делай что хочешь! Честно, мне надоело», — схватив свой серый пиджак, он стремительной походкой направился к выходу из моего поместья.
«Я дал тебе все! Все что у тебя было — славу, деньги, дом, вещи, прислугу, машину, я могу перечислять долго, но тебе стало мало! Ты забыла свое место. На этом все кончено», — развернувшись вновь лицом ко мне, прокричал он.
Я завизжала так пронзительно в попытке или убить себя этой вибрацией, или излечить. Эдвард на секунду остановился, прижав руки к ушам, а затем еще решительнее, чем прежде, направился в сторону входной двери, прибавляя шаг, наполненный подавленным гневом.
Я побежала за ним. Кинулась к его ногам, не жалея коленей. Весь дом наполнился моими криками боли. Словно сама не своя, я цеплялась за его штанину, как напуганный одиночеством ребенок. Эдвард брезгливо тряхнул ногой и резко захлопнул дверь. Я просидела так буквально мгновение, затем, в безумии, побежала за ним, крича вслед что-то неразборчивое.
«Лилит, ты совсем ненормальная?! Ночь на дворе, ты простудишься, иди домой!».
Мое лицо исказила улыбка:
«Ты заботишься о том, чтобы я не замерзла. Я так рада, что ты все же любишь меня», — кинулась я ему на шею.
«Черт подери, отстань от меня! После этой
