— Через полчаса деньги будут, — Арсен прячет телефон, Саркис прикладывает руки к груди и склоняет голову.
— Тогда я забираю ее домой, — заявляет отчим, подходит ко мне и протягивает руку. — Пойдем, Агата.
Я не успеваю заметить, что происходит, но он уже лежит у противоположной стенки, сложившись вдвое.
Арсен упирается одной рукой в стол, затем садится обратно и вытирает вторую руку салфеткой.
— Ты даже на метр к ней не приблизишься, урод, — говорит спокойно, но я чувствую, что он едва сдерживает бешенство.
— Гена, Арсен Павлович купил Агату, — повторяет Саркис, с тревогой глядя на отчима, хватающего ртом воздух, — она теперь его, ты должен отнестись с пониманием.
— Она мне обещала, — хрипит Гена, — она согласилась мне помочь!
— Помочь? — приподнимает брови Арсен и смотрит на меня. — Агата, это правда? — звенит в воздухе, и мне хочется исчезнуть. Опускаю голову, волосы падают на лицо. Голос Арсена звучит в тишине кабинета похоронным набатом. — Это правда, Агата? Посмотри на меня!
Не поднимая головы, медленно киваю и закрываю глаза.
***
— Агата! — требовательно повторяет Арсен.
Только я собираюсь с духом, чтобы посмотреть ему в глаза, как тут открывается дверь и входят трое. Судя по их внешнему виду, личная охрана.
— Я привез, Арсен Павлович, — один из прибывших поднимает повыше черную спортивную сумку. Наверное, он у них главный.
— Спасибо, Семен, — Арсен взглядом указывает на стол, Семен переворачивает сумку и высыпает содержимое. Аккуратно схваченные по краям резинками пачки долларов.
Арсен раскладывает их в ряд — ровно десять, значит, в каждой пачке по десять тысяч. Три пачки отодвигает на край стола.
— Это твои, Саркис, как и договаривались. А это, — он пронзает меня взглядом и двигает оставшиеся семь пачек, — тебе. Так что, Агата, может, я все же узнаю, что — точнее, кого — я купил?
Хватаю ручку и пишу, с силой давлю, что даже бумага рвется.
«Сожалею, Арсен, вы сделали не совсем достойное приобретение», — складываю в сумку пачки и двигаю по столу обратно. Гена из-под стенки завороженно следит за мной, а я ловлю себя на мысли, что Арсен ему не верит. Скажи я, что отчим лжет, он поверит мне. И никто ничего не узнает, свидетелей нашего разговора нет.
Но я не могу обмануть Арсена, не могу. Только не его.
— Так, — он читает и поднимает на меня тяжелый взгляд, — а теперь с этого места и подробней.
Я не верю своим глазам, потому что не вижу в этом взгляде ни презрения, ни осуждения.
— Ларка в больнице на сохранении, — почему-то Гена решил, что спрашивают его, — а тут меня грохнуть хотят. Сами знаете, карточный долг…
— Быстрее.
— Если грохнут, точно ребенка скинет, и сама коньки отбросит, — торопливо заканчивает Гена.
Я смотрю на него с ненавистью. Как он может так о маме и о моем брате? От Арсена это не укрылось, он переводит взгляд на своего охранника, и тот пинает Гену ногой под ребро.
— Выбирай выражения, смертник.
— Ладно, умрет. Вот я и попросил Агатку, а что еще оставалось делать, ждать, пока меня в лесу закопают?
Арсен встает, обходит стол и нависает надо мной, упираясь одной рукой в столешницу, другой — в спинку дивана.
— Так ты знала, что за аукцион здесь проходит?
Вскидываю голову и отчаянно мотаю из стороны в сторону. Не знала, я не знала! Это правда, Арсен! Хватаю ручку и начинаю писать. Что я согласилась на просьбу Гены, но ведь он пообещал, что больше не будет играть, что найдет работу. Позвал с собой и сказал, что это всего лишь встреча с людьми, которым он должен. И что я надеялась с ними договориться…
Ручка летает по бумаге, я спешу, пропускаю буквы, но я очень хочу, чтобы Арсен знал правду. Чтобы знал, что он купил…
Он внимательно следит за моей рукой, и я не сразу замечаю, что вместе с ним читает Семен.
— Значит, ты согласилась, потому что мать пожалела? — Арсен переглядывается со своим охранником, тот многозначительно моргает.
Качаю головой и дописываю: «Брата. У меня будет брат».
Арсен берет в руки лист и рассматривает написанное.
— У тебя красивый почерк, Агата, — замечает и улыбается мне одними глазами. И тут же продолжает, обернувшись.
— Так говоришь, у тебя все добровольно, Саркис? Без принудиловки? А как ты мне тогда это объяснишь? — он махает перед носом Саркиса моей писаниной.
— Ты, — задыхается тот от гнева и обкладывает Гену отборными матами, — так ты мне отплатил, да? Гнида! — он хватает его за воротник и несколько раз ударяет о стену. Арсен с охраной удовлетворенно наблюдают.
— Ладно, оставь его, — снисходительно говорит Арсен. — Много он должен?
— Пятнадцать, — стонет отчим, сползая на пол, и Ямпольский меняется в лице.
— На тебе прикид сейчас на десятку, сволочь! И ты посмел к ней свои поганые руки тянуть?
— Я отыграться хотел, — Гена подтягивает к груди согнутые в коленях ноги, — я потому на аукцион и поехал, чтобы выбрать, что больше за нее даст…
Арсен сжал и разжал пальцы, еще раз пробежался глазами по исписанному листу и выдал:
— Значит так, Гена, хочешь жить — отдавай долг. Только деньги придется самому заработать.
— Где? — кривит губы отчим.
— Продадим тебя на аукционе, — ухмыляется Семен, он мне уже начинает нравиться. — Саркис подсобит. Ты же у нас целый, нераспечатанный? Или может…
Арсен тоже усмехается. Не думала, что он так умеет — недобро, одними уголками губ. Саркис тот, напротив, чуть не плачет. Гена мечется испуганным взглядом между Семеном, Арсеном и Саркисом. Ямпольский говорит:
— У меня. Я беру тебя на работу. Есть один человек, хороший, ему светит пятнадцать лет строгого режима, вот ты и пойдешь вместо него. А я за это твой долг уплачу и твоей семье зарплату платить буду каждый месяц.
— Мне так не подходит, — на щеках Гены горят лихорадочные пятна, — я требую альтернативу.
— Хорошо, — соглашается Семен, делает знак, и двое других охранников поднимают отчима с пола под заведенные за спину руки. — Будет тебе альтернатива. За городом окружную делают, там асфальтоукладчик стоит мощный, сделаем из тебя, Гендос, новый автобан.
— Нет, — кричит тот, вырывая руки, — я согласен.
— Правильно, — кивнул Арсен. — Будешь хорошо себя вести, выйдешь раньше за примерное поведение. Пока в подвале посидишь, охладишься, а с утра поедешь показания давать. Мы, пожалуй, тоже поедем, похоже, нас тут ужином кормить не собираются. Пойдем, Агата.
Саркис протестующе лопочет, но я вижу только протянутую руку и цепляюсь за нее, как утопленник за спасательный круг.
