Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
class="p1">– А за то, – уже в бешенстве рявкнул я, – что с государем императором враждовал, над властью смеялся – раз, в семье аморалку развел – два, происхождение имел неславянское – три! Мало тебе? Им достаточно…
– А шо ж неславянское, – еще больше удивилась она, – он разве еврейчик был?
Я не нашелся, что ответить.
– В метро пошли, – сказал я. – А то на улице без оружия долго не проходим…
– А в метро, там спокойнее? – спросила она. Видно, после всех переживаний просто не могла замолчать. – Чего тогда с Брестского вокзала не ехал в метро?
– Ночью там тоже… не рай, – неохотно пояснил я. – Но все же… хотя бы с оружием не пускают… официально.
Мы уже шли по скользким, сбитым и покореженным ступеням эскалатора. Когда-то я терпеть не мог идти по эскалатору – когда он двигался сам…
Перрон был почти пуст, только вокруг колонн спали оборванцы – голодающие Ярославль и Владимир давно уже жили в столичном метро. Да несколько подростков сидели посереди зала кружком, передавая из рук в руки пузырек. Сладкий запах бензина поднимался над ними, один вдруг откинулся и, слегка стукнувшись затылком, застыл, уставился открытыми глазами в грязный, заросший густой паутиной и рыжей копотью свод.
Поезда с двух сторон подошли почти одновременно – редкие ночные поезда. Один из них остановился, двери раскрылись, но никто не вышел – вагоны были пусты. Другой же, как раз тот, что был нам нужен, к Театральной, прошел станцию, почти не замедляя ход. Впрочем, он и так полз еле-еле, километров семь в час, и поэтому я успел хорошо рассмотреть, в чем дело.
В кабине рядом с машинистом стоял парень в мятой шляпе и круглых непроницаемо-черных, как у слепого, очках. С полнейшим безразличием направив очки на проплывающую мимо станцию, парень, сильно уперев, так что натянулась кожа, держал у скулы машиниста пистолет. Длинные косы парня свисали вдоль его щек мертвыми серыми змеями.
В первом вагоне танцевали. Музыка была не слышна, и беззвучный танец был так страшен, что Юля взвизгнула, как щенок, и отвернулась, спрятала лицо… Среди танцующих была девица, голая до пояса, но в старой милицейской фуражке на голове. Были два совсем молодых существа, крепко обнявшиеся и целующиеся взасос, у обоих росли редкие усы и бороды. Был парень, у которого гладко выбритая голова, окрашенная красным, поверх краски была оклеена серебряными звездами. Он танцевал с девушкой, на которой и вовсе ничего не было, даже фуражки. На правой ее ягодице был удивительно умело вытатуирован портрет генерала Панаева, на левой – обнаженный мужской торс от груди до бедер, мужчина был готов к любви… Когда девушка двигалась, господин генерал совершал непотребный эротический акт. Заметив, что поезд проезжает освещенную станцию, девушка повернулась так, чтобы вся живая картина была точно против окна, и начала крутить задницей энергичнее… И еще там, конечно, танцевали люди в цепях, во фраках, в пятнистой боевой форме отвоевавших в Трансильвании десантников, в старых костюмах бюрократов восьмидесятых годов, в балетных пачках, даже в древних джинсах… Посередине танцевал немолодой человек в обычном, довольно модном, но явно фабричного отечественного производства фраке. Выражение лица его было – сама скука и уныние, но нетрудно было догадаться, почему его приняли в эту компанию: именно он держал на плече какой-то дорогой аппарат, беззвучно аккомпанировавший дьявольскому танцу.
Следующие два вагона были темны, там, видимо, спали. Только кое-где вспыхивали огни самокруток да вдруг к темному окну приникла отвратительная рожа: разбитая, в кровоподтеках и ссадинах, с всклокоченными над низким и узким лбом желтыми слипшимися волосами… Рожа была, кажется, женская, но я бы не поручился. Через мгновение рожу обхватила сзади толстая голая рука и оттащила от окна… В этих вагонах собралось дно.
Наконец, последний, пятый, был светел, и не просто светел, а освещен так ярко, как уже давно не освещалось ни одно обычное помещение в городе. В вагоне, посередине, стоял обычный домашний диван, на диване сидел обычный человек средних лет в свитере и мятых штанах и, склонивши набок лысую голову, играл на обычной гитаре. Это был знаменитейший сочинитель, песни которого пела вся страна. В веселом поезде везли его, чтобы, остановившись где-нибудь в Дачном под утро, вытащить на перрон и заставить петь. Потом его угостят чем-нибудь из горошка или еще какой-нибудь гадостью. Великий неразборчив и в выпивке, и в знакомствах…
Поезд сгинул в туннеле. Следующий должен был прийти не раньше чем через полчаса. Ждать не было смысла – он мог быть еще страшнее, ночь выдалась беспокойная. Но и идти с пустыми руками дальше не хотелось.
И тут меня осенило. Ведь оружие все равно понадобится…
Я растолкал одного из спящих у колонны. Это был тощий – даже более тощий, чем многие его земляки, – старик, судя по выговору, из Вологды или откуда-нибудь оттуда, с севера.
– Чего надо-то? – спросил он, приподняв голову на минуту и снова кладя ее на руки, чтобы не тратить силы. Глаза он так и не раскрыл. Я присел рядом на корточки.
– Отец, – шепнул я, – слышь, отец, калашникова нет случайно? Лучше десантного… Может, от сына остался? Я бы пятьдесят талонов отдал сразу…
Старик раскрыл глаза, сел. Беззубый от пеллагры рот ощерился.
– Отец, говоришь? От сына? Да я ж сам тебе в сыновья гожусь, дядя!
Я увидел, что он говорит правду, этому человеку было не больше тридцати. Но и голодал он уже не меньше года.
– Калашникова нет, – с сожалением сказал он. – Продал уже… А макарку не возьмешь? Хороший, еще из старых выпусков, я его по дембелю сам у старшины увел… Год назад… Под Унгенами стояли, тут объявляют: все, ребята, домой, смена, я его и увел… Возьми, дядя! За тридцать талей отдам… четыре дня не ел, веришь…
Он уже рылся в лежавшем под головой мешке, тащил оттуда вытертую до блеска кожаную кобуру…
Я отсчитал талоны и, не вставая с корточек, чтобы не демонстрировать особенно покупку, надел кобуру на ремень под куртку, сунул в карман три обоймы. Потом встал – и поймал ее взгляд.
Юля смотрела на карман, откуда я доставал талоны.
И тогда я понял, что наше совместное путешествие должно кончиться немедленно, чтобы мы оба пока остались в живых.
– Ну пошли, – сказал я. Она двинулась за мной, как загипнотизированная, ее «горбатые» жгли ее сердце, мои талоны не давали дышать.
Мы вышли из метро, и я сразу свернул за угол подземного перехода. Здесь было абсолютно пусто и почти темно, свет сюда шел
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
