крышами домов и вихрем падающих с неба снежинок, на мгновение выхваченных светом во всем своем великолепии.
Ахая и охая, таращась, я, наверное, отстала от Кристль, единственной в мире, кому рассказала все без утайки и кто пас меня не хуже своих коз.
Задрав голову, я стояла позади толпы, как вдруг внезапно содрогнулась всем телом и меня вырвало. Я была совершенно сбита с толку, с чего бы это, меня никогда не тошнило. Потом сквозь аромат соснового дыма и пиротехники подкралась узнаваемая вонь Шляйха. Сердце у меня заколотилось прежде, чем он крепко сжал мое плечо. Мой испуганный крик потонул в восторженных воплях толпы, когда ракета рассекла ночное небо и рассыпалась зелеными и желтыми каскадами мерцающих огней. Другой рукой он закрыл мне рот и потащил в переулок.
– С Новым годом, mein Schatz[8], – пробормотал он и, пригвоздив к стене дома своей тушей, свободной рукой стал расстегивать пуговицы моего пальто.
Я попыталась укусить другую руку, но он сунул мне в рот пальцы, и оставалось только тянуть его за рукав, чтобы не задохнуться.
Давление неожиданно ослабло, и я, пусть с его пальцами во рту, смогла дышать. Вспыхнул свет запущенной ракеты, и я увидела ствол пистолета, приставленный к виску фельдфебеля.
– Отпусти ее, Spieß, – прозвучал тихий властный голос. – Ты ведь не повторишь это снова? Да еще при всем народе. Они, пьяные, вздернут тебя на дереве, и я тебя не спасу. Не ищи приключений на свою голову. Дойдет до командира. Отпусти ее.
Шляйх медленно вынул пальцы у меня изо рта, вытер слюну о мое плечо и молча исчез в ночи.
– Вам ничто не угрожает, – сказал рядовой Томас Фишер, вегетарианец, коснувшись моего локтя.
Я задрожала и попятилась, но он схватил мою руку в перчатке.
– Обещаю, больше он вас не тронет.
На следующий день, в обед, Томас Фишер и Лорин Майер так были заняты разговором, что не заметили, как я подошла к их столику за заказом.
– Grüß Gott![9] – сказала я, пытаясь говорить как ни в чем не бывало.
«Притворись, и все наладится» стало моей мантрой.
– Роза, – обратился ко мне почтальон. – Томас рассказал мне про вчерашний вечер. Не бойся. Больше с тобой ничего такого не случится.
Томас Фишер наконец взглянул на меня.
– Fräulein Кусштатчер, обещаю, Шляйх больше вас не побеспокоит.
Он улыбнулся, и его прусская благочинность растаяла. Я вдруг поняла, что никогда не видела, как он улыбается.
В последующие дни Томас Фишер приходил обедать до появления герра Майера и оставался после того, как тот уходил на работу. Он расспрашивал меня о жизни в Фальцтале, обо мне самой и моей семье, никогда не выпытывая, просто из любопытства, и удовлетворял мой растущий интерес о его прошлом, о семье, о прерванной учебе в Лейпцигском университете. Я все чаще о нем задумывалась и как-то заметила, что улыбаюсь, смущенно смотрясь утром в зеркало в ванной и причесываясь.
Однажды в конце января Томас пригласил меня прогуляться после обеда, и мы пошли тропой, которой всегда ходил почтальон. Когда шли вверх по скользкой тропинке, нам встретилась пещера. Томас с интересом слушал, как в детстве мы там играли. У меня была роль индейца, который проигрывал ковбоям. Пещеру я ненавидела: там было холодно, темно и сыро.
Чуть дальше деревья заканчивались и тропа вела через заснеженный простор. Мы остановились полюбоваться открывающимся видом. И тут, к моему удивлению, появился герр Майер, возвращавшийся в долину с гор. Он попросил меня подождать их и присмотреть за почтовой сумкой. Ему срочно нужно было уладить какое-то дело, на что потребовалась помощь Томаса.
Мы как раз миновали деревья, когда мужчины от меня ушли. Я взобралась на скалу, выступавшую из снега, и села на сумку герра Майера, защищаясь от холодного камня.
Оберфальц лежал подо мной, в долине, я отчетливо видела каждый дом. Наш с большим двором сзади, стоявший в углу площади, был одним из самых высоких. С моего обзорного пункта – скалистой обнаженной породы – он выглядел чистеньким и искрящимся. Никто не знал, что творилось в каждом из этих крохотных образцовых домов. На безоблачном небе сияло солнце, припекая меня в многослойной одежде, будто пирог с начинкой. Я прикрыла глаза, положила голову на колени и погрузилась в сон.
Разбудил меня Томас, погладив по руке.
Под лучами послеполуденного солнца его синие глаза казались бездонными.
– А герр Майер ушел? – сонно спросила я.
– Да.
Щеки Томаса раскраснелись, а глаза странно блестели.
– Все в порядке?
Томас заколебался.
– Да… то есть нет. То есть я хочу вас о чем-то попросить.
Он оглянулся на тропу, потом посмотрел на меня. И зарделся. Открыл было рот, хотел что-то сказать, глянул вниз на долину и рассеянно прикрыл рот рукой.
– О чем вы хотите попросить? – немного помолчав, спросила я.
– Можно… я хочу сказать… вы не возражаете… нет, можно вас поцеловать?
– Ой, – от неожиданности опешила я, с восторгом и страхом чувствуя, как загорелись щеки. – Я никогда раньше ни с кем не целовалась.
Воспоминания о Шляйхе, тершемся губами о мои губы и просовывавшем язык сквозь мои стиснутые зубы, напомнили о себе, но я их оттолкнула.
То был не поцелуй.
Томас нахмурился, словно почувствовал, что я вспомнила.
– Ладно, ладно, я подожду. Может, когда-нибудь вы согласитесь. Я просто думаю, какая вы замечательная.
Он снова покраснел и посмотрел вниз, в долину, на Санкт-Мартин.
– Я? Замечательная? – пробормотала я и залилась румянцем.
Я не привыкла к похвалам, но он пристально смотрел на меня серьезными глазами, и стало понятно, что он не шутит.
Последнее время я все больше думала о Томасе и пришла к выводу, что лучше его в жизни никого не встречала. С каждой нашей встречей он казался мне все красивее. Я была ему благодарна за доброту, но считала, что он меня просто жалеет.
– Я никто, официантка в ресторане и… вы знаете, – быстро выдохлась я, но мы оба понимали, что я имела в виду.
Томас протянул ко мне руки и, когда после небольшой заминки я ответила тем же, сжал мои в ладонях.
– Вы словно валькирия, такая смелая. Вы даже не понимаете, насколько сильны. То, что вы пережили, многих бы просто раздавило.
Его глаза сверкали негодованием и страстью.
Только тогда я наконец приняла, что это не жалость. Я ему нравилась. Я обожала его честное лицо, голубые глаза, доброту, но на такое даже не надеялась.
– Томас, – улыбнулась я и нерешительно подставила лицо, – целуйте.
И весь
