Книга Серебряный туман - Оливия Вильденштейн

Он снова поднял своё высокое тело.

— Я полагаю, это тот же принцип. Покажи мне.

Я наложила стрелу на тетиву и вытянула левую руку, одновременно оттягивая стрелу назад правой рукой.

— Должна ли я отпустить?

— Какова твоя цель?

На другой стороне амбара лежал тюк сена. Это была большая цель, но она была далеко. Я наклонила подбородок в его сторону.

Как только Каджика кивнул, я закрыла один глаз, прицелилась и выпустила стрелу. Она выгнулась дугой и бесцеремонно упала между мной и моей целью. — Разве я недостаточно оттянула?

— Руки должны быть на уровне плеч. И когда ты оттягиваешь назад, твои лопатки должны соприкасаться, — он достал из сумки второй лук, вложил стрелу и в мгновение ока выпустил её. Стрела просвистела в воздухе и угодила прямо в середину тюка.

— Выпендрёжник, — улыбнулась я.

Его ноздри раздулись от мягкого, весёлого фырканья.

— У меня было много практики. Снова твоя очередь.

Я пустила стрелу. Она попала дальше, чем предыдущая, но её путь отклонился от прямой линии.

Каджика изменил мою позу.

— Ещё раз.

Ещё одна стрела сорвалась с моего лука.

Лучше.

Хотя и не очень хорошо.

— Ещё раз. Закрепи тетиву, — он продемонстрировал. Его стрела рассекла воздух, как пуля.

Я попыталась. Стрела со свистом отлетела, но всё равно упала далеко от своей цели.

— Ещё раз.

Он, должно быть, произнёс это единственное слово две дюжины раз. К очередной попытке мышцы моих рук заболели, а спина горела. С другой стороны, я больше не думала, что здесь холодно.

— В последний раз, Катори. И действительно доведи дело до конца. Так же, как ты поступила бы, если бы тебе пришлось бросать мяч. Вообще-то, опусти лук.

Я опустила его. Он протянул мне стрелу.

— Брось это.

Проведя рукавом толстовки по лбу, я отдёрнула руку. Мой сустав пульсировал и ныл.

— Сейчас.

Я швырнула её со всей последней каплей силы, на которую была способна, спотыкаясь от инерции. Стрела пролетела недалеко.

— Ты это почувствовала?

— Под этим ты имеешь в виду ужасную боль, пронзающую мое плечо?

Сосредоточенность сменилась беспокойством, и он наморщил лоб.

— Тебе больно?

Несмотря на то, что я чувствовала себя такой же хрупкой и бесполезной, как ремень безопасности Каджики, я пожалела, что признала это. Поэтому я пожала плечами.

— Я была слишком драматична. Я в порядке.

Его пристальный взгляд впитал дрожь моих предплечий. Я попыталась подавить это, но потерпела неудачу.

— Ты можешь выпустить ещё одну стрелу?

— Да, — я достала одну из его сумки, наложила её на тетиву и прицелилась.

— Проследи на этот раз. Как ты сделала бы, бросив её голой рукой.

Я глубоко вздохнула и определила свою цель, которая была амбициозным — или, возможно, глупым выбором. Только одна из моих стрел достигла её. Холодный воздух скользнул мне в горло, наполнил лёгкие и ослабил мышечные спазмы. Когда моё дыхание вырвалось белым облачком, стрела со свистом сорвалась с тетивы, бесшумно рассекая воздух.

Она достигла цели.

ГЛАВА 8. ЭКСПЕРИМЕНТ

— Я сделала это, — прошептала я, боясь, что если я скажу это ещё громче, стрела выскользнет из тюка и упадёт, и это отменит моё достижение.

Если бы Каджика был нормальным человеком, простым учителем стрельбы из лука, он, возможно, просиял бы от моего достижения. Поскольку охотник не был ни обычным, ни простым, не было ни гордой улыбки, ни счастливого визга, но тени исчезли из его глаз.

— Запечатли в памяти ощущение этого последнего выстрела.

Я закивала с таким энтузиазмом, что мой конский хвост затанцевал.

Он схватил свою сумку и направился по прямой к тюку, собирая по пути стрелы. Я осмотрела остальную часть амбара, выхватывая стрелы, которые сбились с пути.

Когда мы собрали их все, Каджика спросил, хватит ли у меня сил ещё на одно упражнение. Я сказала «да». Адреналин и гордость скрывали мою боль. Я, наверное, заплачу за это позже.

— Сейчас мы разовьём твои рефлексы.

Я хотела пожелать удачи в этом, но Каджика исчез. Он снова появился у меня за спиной. К тому времени, как я повернулась, он уже скрылся в другой части амбара. Я побежала, развернулась, остановилась, прислушалась, но в отличие от стрелы, которую мне удалось всадить в свою цель, мне ни разу не удалось опередить охотника.

* * *

После того, как Каджика высадил меня дома, я растаяла в ванне, наполненной мылом с ароматом лаванды, которое пузырилось так густо, как взбитые сливки. Я погрузила в воду каждую частичку своего избитого тела. Мои волосы веером рассыпались вокруг меня, такие же невесомые и гибкие, как цветки водорослей, которые плавали на озере Мичиган после шторма.

Пузырьки воздуха вырывались у меня из ноздрей, щекотали губы, но я всё ещё оставалась под пенистой поверхностью. Я растопырила пальцы, сжала их, снова растопырила. Вода покрывала их, как тёплое масло. Я подумала о том, как плавно Каджика бродил по сараю, как он отвлекал мои чувства, перемещая предметы своим разумом, переключая моё внимание на места, где его не было, снова и снова сбивая меня с толку. Будет ли мой собственный разум когда-нибудь таким же острым, как у него? Должна ли я была сбросить ещё один слой рациональности, смириться с тем, что моё тело может совершать невозможные с медицинской точки зрения подвиги?

Это заставило меня задуматься, могу ли я умереть. Например, действительно умереть, так же, как умирали люди, или я каким-то образом стала такой, как Каджика и Эйс? Кого можно убить только волшебной пылью или окровавленной стрелой из рябинового дерева в сердце?

Я опустошала свои лёгкие до тех пор, пока они не сморщились, как термоусадочная плёнка. Держа рот закрытым, я ждала, что почувствую что-нибудь. Не смерть — я не пыталась утонуть. Особенно не в ванне. Я хотела посмотреть, не затуманится ли мой разум и не потемнеет ли, не замедлится ли мой пульс до вялого ползания.

Я не успела закончить свой эксперимент, как чьи-то руки сомкнулись вокруг моих рук и дёрнули меня так сильно, что мои губы разорвались, как две полоски липучки. Вместо того чтобы закричать, я набрала в лёгкие столько воздуха, что у меня в горле словно загорелось.

ГЛАВА 9. ГНЕВ

Я кашляла и отплёвывалась.

— Ты оставила свой разум в том дурацком амбаре? — Эйс зарычал, его глаза сверкали в дневном свете, проникающем через окно гостевой ванны.

Я несколько раз моргнула, глядя на него. Вереница вопросов пронеслась у