Причин не верить обаятельному Николаю Озерову, сообщившему это сентенцию, у нее не было.
Получив согласие, Витя тут же расслабился и набросился на пирожки, словно его неделю не кормили. Он запивал их парным молоком и, не переставая, что‑то рассказывал — она не слышала, что именно, да это было и не важно.
Глава 6
2010 год
Спал он плохо, урывками. За стеной почти до утра громко играла странная музыка, которой он не понимал. Исполнитель с томными придыханиями беспрестанно повторял один и тот же куплет и одни и те же слова:
«Черный папин танк, папин танк…»
И Виктор хотел, буквально видел себя, идущего к сотрясающейся от басов квартире, чтобы унять разгулявшихся нарушителей покоя, но что‑то его останавливало. Может быть, страх сорваться, а может быть — и это было более вероятным, боязнь пропустить что‑то важное в этом безумном медитативном речитативе.
«Черный папин танк…», — шептал он в сотый, потом в тысячный раз. И наконец, где‑то между тысячью и двумя повторений веки его сомкнулись, огромная черная махина, до сих пор стоящая где‑то на окраине утонувшего в серой пыли кишлака сдвинулась с места — гигантская башня со скрежетам развернулась и он увидел мерцающую бездну дула, затянувшую его в свою холодную пустоту.
Наутро Виктор вскочил, совершенно опустошенный. Голова гудела. Он прислушался, но из квартиры за стеной не уловил ни звука.
Наскоро перекусив, он выпил мерзкий растворимый кофе три в одном, выкурил сигарету, поглядывая на похмеляющихся позади вино‑водочного магазина страдальцев — их трясущиеся руки и неровные, нервные движения вызывали в нем брезгливое, смешанное с какой‑то легкой жалостью чувство. Рабы привычки — смогут ли они когда‑нибудь взять себя в руки, смогут ли хотя бы попытаться исправить себя настоящего, а не прошедшего или будущего? Или их все устраивает?
Он встряхнул головой, будто отмахиваясь от ненужных и вздорных мыслей.
— Вперед, вперед! Сегодня важный день! — проговорил он, глянул на магнитофон, возвышающийся на столе. Ему вдруг захотелось включить его и прослушать запись — возможно, там появилось новое сообщение, однако он не стал этого делать.
Вместо этого Виктор надел кроссовки, старую джинсовую куртку «Монтана», которую носил после школы и в которую на удивление влез и вышел из квартиры.
Навстречу ему поднималась тетя Оля — старенькая и какая‑то ссохшаяся. Она несла небольшую сумку, но даже эта ноша была для нее тяжела.
Виктор почувствовал укол в сердце. Кажется, еще вчера или даже буквально несколько секунд назад пышная и румяная тетя Оля кормила его вкуснейшими пирожками с мясом, печенкой и капустой, от пирожков еще шел дым, а парное молоко, купленное на рынке за углом было теплым — оно пахло коровой с добрыми глазами… и вот… он лишь моргнул… одно мгновение…
* * *
1984 год
— Тетя Оля! — мальчик постучал в дверь, потом дотянулся до звонка и позвонил. — Тетя Оля, открывается, мы опаздываем!
За дверью послышались мягкие шаги.
— Иду, — раздался веселый голос, дверь распахнулась, а из квартиры потянуло какой‑то вкуснятиной.
Не сказать, что мама Вити плохо готовила, — наоборот, когда у нее было время, кажется, все у нее получалось отменно и Витя уплетал блюда за обе щеки. Но… тетя Оля, — та словно знала какую‑то особую тайну, кухня была ее волшебной мастерской по изготовлению невероятных запахов, вкусов и ароматов. Каждый раз, попадая сюда, Витя с широко открытыми глазами разглядывал многочисленные непонятные ему принадлежности для готовки, висящие, стоящие или лежащие здесь практически повсюду.
— Так, сначала перекусим, — безапелляционно заявила тетя Оля. — Ничего не хочу слышать, — сказала она в ответ на вялый протест мальчика. — Какой бег на голодный желудок, а?
Поглядывая на часы с надписью «Луч», стрелки которых, по его мнению, вращались слишком быстро, Витя принялся за пахучие голубцы со сметаной, потом за чай с румяными творожными пышками и очень скоро почувствовал, что доведись участвовать в соревнованиях лично ему, вряд ли он смог бы даже стартовать.
— Добавки? — поинтересовалась тетя Оля, надевая выходную кофту.
Витя едва вздохнул и с трудом покачал головой.
— Спасибо! — проговорил он, силясь улыбнуться. — Я больше не могу…
— Так мы не едем? — всплеснула она руками и посмотрела в окно. Мягкое утреннее солнце входило над городом. В отдалении громыхал трамвай. Николай Степанович, высокий, степенный мужчина, местный почтальон — неспеша разносил газеты и письма по подъездам. Она смотрела на него и думала, какой он умный и интересный мужчина — читает много интересных журналов и газет, непременно здоровается с ней, когда они сталкиваются в подъезде — и она слегка краснеет, хотя в утренней полутьме это совершенно незаметно. Она знает, что он одинок и его умные, слегка грустные глаза, как бы случайно встречаясь с ее взглядом, полны доброты и какой‑то затаенной нежности.
Принимая из его рук журнал «Работница», она приходит домой, прижимая глянцевые страницы к груди и долго сидит на кухне, вдыхая запах типографской краски и едва заметный, почти невесомый терпкий аромат одеколона «Саша».
Тетя Оля знает, что Витя выписывает журнал «Юный техник» и сегодня как раз он должен прийти.
— Кажется, Николай Степанович идет, — сказала она, стараясь, чтобы Витя не уловил нотки волнения в ее голосе. — Кажется, у тебя сегодня будет «Юный техник»!
Витя встрепенулся и вскочил со стула.
— Идем же, идем, тетя Оля, — вскрикнул он. — А то он положит журнал в ящик, а у меня ключа нет!
— Идем, юный техник, — засмеялась она и они вместе вышли из квартиры. Она замкнула дверь на ключ и они успели спуститься как раз в тот момент, когда почтальон, напевая шлягер новый шлягер Аллы Пугачевой «Айсберг», опускал газету «Правда» в ящик квартиры номер два.
— А я про всё на свете с тобою забываю… — негромко пел Николай Степанович, извлекая почту из большой сумки, когда увидел женщину с ребенком.
— Ольга Викторовна… — он осекся, перестал петь и неуклюже повернулся боком, зацепившись сумкой за ящики. — Здравствуйте! Кажется… — потом он увидел Витю и нашел выход из ситуации: — Витя! А для тебя есть кое‑что особенное!
— Юный техник! — воскликнул мальчик и Николай Степанович радостно закивал. Он достал небольшой журнал и протянул его Вите.
На желтой обложке был нарисован молодой ученый в костюме и круглых очках, из стены торчали многочисленные провода, идущие к
