казалось, что каждый должен быть за себя. Чего-то он ждал от общества. А я быстро понял – рассчитывать можно только на свои силы. На себя и на самых близких друзей. Пацаны не кинут, чего бы там ни случилось. Каких бы косяков ты ни сотворил. А государство тебе только погоны может нацепить и в мясорубку засунуть, в которой что офицер, что чеченец с ножом – один для парнишки конец. Печальный.
– Играть надо только в свою игру, – сказал я тогда брату. – В свою. Во всех остальных раскладах посторонний дядя тобой играет. Услышь меня, брат. Моя игра – вот что важно.
В голове у меня сам собой зазвучал старый трек. Чтобы приглушить его, я открыл душ на полную, и ровный напористый шум воды слегка растворил родной биток. Впрочем, уже через пару секунд бит усилился. Но теперь он звучал не только в голове.
Я закрыл воду и прислушался. У меня в номере кто-то долбил годный битбокс. И даже не просто годный. Битбокс был топчик.
Я открыл дверь и высунул голову. Рядом с кроватью спиной ко мне стоял какой-то черный парень. Судя по прикиду, работник рум-сервиса. Он отбивал ритм ладонями по своей тележке с гостиничными ништяками, делал битбокс, пританцовывал и временами давал нехилую такую партию духовых. Труба у него получалась просто сказочная. Я такой трубы не слышал даже у Артур Семеныча, который в нашей ростовской музыкалке уверял всех учеников, что дудит не хуже Луи Армстронга. Причем у этого парня из немецкой гостишки никакой трубы в руках не было. Ну и хип-хопчик он давал будь здоров.
Чем он был занят у меня в номере – мне как-то сразу стало по барабану. Может, прибраться зашел или не в курсе был, что я вчера не съехал. А может, спиздить надумал чего – я хэзэ, какие у них правила. Но годнота, которую он прогонял, была, сука, очень годной. Я не удержался и подхватил.
«А теперь гульбарим всем оркестром!»
Парень обернулся. Это был тот самый братишка, что вчера ночью подмигнул мне в фойе. Он светанул широкой улыбкой, а я показал ему большой палец. По ходу, у него каждый день в пустых номерах вылезали из ванной комнаты голые люди в полотенце, чтобы подолбить с ним битбокс. Во всяком случае, он не удивился. Или просто не хотел потерять свой фантастический ритм. На самом деле это была бомба. Мы сделали с ним такую штуку, от какой у любого зала, у любой толпы унесло бы башню. Это было от души.
Он засмеялся, когда закончил свой бой, потом чуть присел, раскинул руки и показал ими обеими на меня.
– Нет, это ты крутой, – сказал я ему. – Братуха, реально можешь.
Он залопотал что-то на немецком, полез в карман своей курточки и протянул мне таблетку. Самым ценным поделился, что у него было. На сияющей роже написано – от сердца, братан.
Я смотрю на его огромную розовую ладонь, на таблетку, и она там лежит вся такая белая. Уютная, как девчуля спросонья.
Вкусняшка.
– Не, брат. Я уже не по этой теме.
* * *
– Ты чего такой веселый? – спросил Митя за завтраком.
– Настроение хорошее. Сегодня по городу погуляем, а завтра Майкла вытаскивать будем. Жалко, конечно, что выходной, но хотя бы город посмотрим. А то никогда ведь не получается. Ни Гамбурга, ни Ганновера не помню. Одни только залы видел да гостишки. Ты как? Метнулся уже по окрестностям? Есть чего посмотреть? День изломать – как говаривал Достоевский.
Митя покачал головой:
– Я из отеля не выходил.
– А чего?.. М-м-м, вот эту шнягу попробуй. Дико вкусная тема.
– Я свинину не ем.
– А, ну да… – Я не удержался и подмигнул ему. – Шолом тебе, братка. Где все остальные?
– Домой улетели. Я с утра уже всех отправил. Тебе тоже новый билет купил.
– На какое число?
– Сегодня вечером рейс.
Я перестал жевать. Митя усиленно делал вид, что режет омлет и поэтому не может смотреть на меня. Очень занят.
– В смысле – сегодня вечером? Нам же с Майклом надо вопрос решать. Я специально остался.
– Слушай, Толя… – Митя вдруг как-то засуетился. – Давай я сам тут один все решу. Завтра найду юристов, с местными адвокатами свяжусь. Я разрулю. Ты возвращайся домой. У тебя через два дня переговоры… Насчет «Олимпийского».
– Да какой «Олимпийский»?! Ты совсем попутал? У меня человек в беду попал – а я сяду в самолет и улечу?
– Толя… – Митя собрался с духом. – Так будет лучше. Пока шум не поднялся. Ни блогеры, ни журналисты еще ничего не знают. А если ты останешься, по-любому причина всплывет. Им только дай повод… Толя, пожалуйста…
Он смотрел на меня так умильно, как будто Смешарику задумал вдуть. Явно чего-то недоговаривал.
– Митя, ты кончай свои еврейские штучки. Говори прямо.
– Толя, я прямо говорю – это плохой пиар.
Я отодвинул свою тарелку, отнял у него нож с вилкой и крепко так взял за локоть.
– Тебе Юля звонила?
Он как на стену налетел. Тык-мык, а ехать-то дальше некуда.
Но все же попробовал обрулить:
– Толя, ты здесь не нужен. Твое присутствие ничего не решает.
– Я говорю – тебе Юля звонила?
Тоном ниже сказал. Чтоб дошло.
– Ну да… – Он обмяк. – Звонила.
– И чего говорит?
Митя поерзал.
– Она беспокоится.
– Да ладно. А почему не мне звонит, а тебе?
– Ну… Видимо, не хотела тревожить. Чтобы ты выспался.
– Не гони.
– Толя! Я не знаю, почему она тебе не звонила.
– Да ты чо?
– Серьезно!
– И сколько раз она тебя набрала?
– Три.
– Харэ врать.
– Семь.
– Всю ночь кошмарила?
– Нет, только утром.
– Митя!
– Ну… и еще пару раз ночью… Или четыре.
Я отпустил его локоть. Догадка моя была из самых неприятных.
– Она решила, что у меня срыв?
– Толя, это абсолютно ваши дела…
– Хорош, Митя!
Он помолчал, снова взял со стола свою вилку и поковырялся в остывшем омлете.
– Ну, типа, да.
– Блин…
В принципе, я его понимал. Оказаться меж двух огней – то еще удовольствие. Он ведь и с Юлей не хотел портить отношения. А от меня полностью зависел.
– Ладно, я полечу.
– Толя, ты за Майкла не беспокойся, – оживился он. – Я уже сделал пару-тройку звонков. Выдернем под залог. Мне кажется, у них тут как в Штатах. А судиться будем из дома, если что. Наймем представителей, они будут ходить по судам.
– Значит, она решила, что это срыв…
Митя промолчал и налег на еду.
– Ты знаешь, – сказал я через минуту этого нашего молчания. – Иногда бывает обидно.
– Толя, я все понимаю…
– Да
